Через час госпожа Батори вернулась в Ратушу, а вместе с нею и все те, кто наблюдал хотя бы издали за этим опытом.
Прогулка повторялась изо дня в день, но безрезультатно. Петер Батори, сильно волнуясь, присутствовал на всех испытаниях и уже отчаивался в успехе, хотя доктор твердил ему, что время — их лучший помощник. Вот почему он намеревался нанести последний удар, лишь когда госпожа Батори будет достаточно подготовлена, чтобы ощутить всю его силу.
И все же при каждом посещении кладбища в душевном состоянии госпожи Батори наблюдалась некоторая перемена. Так, однажды вечером, когда Борик и Мария опустились на колени на пороге часовни, госпожа Батори, остановившаяся позади них, медленно приблизилась к железной ограде, положила на нее руку и, взглянув на мраморную доску, освещенную лампадой, поспешно удалилась.
Мария, следовавшая за ней, услышала, как старуха несколько раз прошептала чье-то имя.
Впервые за долгое время госпожа Батори заговорила!
Но каково было удивление, более того, недоумение тех, кто расслышал, что она сказала!
Госпожа Батори произнесла не имя своего сына, не имя Петера!… Нет, она назвала Саву!
Легко понять, что испытал при этом Петер Батори, но кто опишет бурю, поднявшуюся в душе доктора при столь неожиданном упоминании имени Савы Торонталь? Однако он ничего не сказал, и на лице его не отразилось ни малейшего волнения.
Вскоре опыт опять повторили. На этот раз госпожа Батори, словно ею руководила чья-то невидимая рука, сама опустилась на колени на пороге часовни. Голова ее поникла, глубокий вздох вырвался из груди, слеза скатилась по щеке. Но в этот вечер ей одно слово не слетело с ее уст, можно было подумать, что старуха забыла имя Савы.
По возвращении в Ратушу больной овладело необычное для нее нервное возбуждение. Апатия, столь характерная для состояния госпожи Батори, сменилась странной экзальтацией. Очевидно, душа ее оживала, и это давало надежду на выздоровление.
Ночь прошла беспокойно, тревожно. Госпожа Батори бормотала какие-то невнятные слова, которых Мария так и не разобрала, но было ясно, что больная говорит во сне. А если она видит сны, значит рассудок возвращается к ней, значит она выздоровеет, необходимо только, чтобы ее душевная жизнь не замерла после пробуждения!
Поэтому доктор решил сделать на следующий же день новую попытку, но обставить все так, чтобы произвести на больную потрясающее впечатление.
Весь день восемнадцатого ноября госпожа Батори находилась в состоянии сильнейшего нервного возбуждения, что очень удивляло Марию. А у Петера, почти не разлучавшегося с матерью, сердце замирало от предчувствия счастья.
После жаркого дня, какие бывают на широте Антекирты, наступила ночь, ночь темная и душная, без малейшего ветерка.
Госпожа Батори вышла из Ратуши около половины девятого в сопровождении Марии и Борика. Доктор шел сзади с Луиджи и Пескадом.
Вся маленькая колония с тревогой ожидала, что будет дальше. Факелы озаряли красноватым светом высокие деревья кладбища и вход в часовню. Вдалеке, в церкви Артенака, однообразно, уныло звонил колокол, точно созывая верующих на похороны.
В процессии, медленно двигавшейся по дороге, недоставало только Петера Батори. Но если он и опередил своих друзей, то лишь для того, чтобы появиться в конце этого решающего испытания.
Было около девяти часов, когда госпожа Батори пришла на кладбище. Внезапно она отстранила Марию Феррато, на руку которой опиралась, и поспешно направилась к маленькой часовне.
Никто не удерживал больную, было ясно, что она действует под влиянием непреодолимого чувства, внезапно овладевшего ею.
Среди глубокой тишины, прерываемой лишь звоном колокола, госпожа Батори замерла у двери часовенки, затем опустилась на колени на первой же ступеньке и закрыла лицо руками… Послышались рыдания.
В эту минуту решетка часовни медленно открылась. Озаренный ярким светом, на пороге появился Петер в белом саване, как мертвец, восставший из гроба…
— Сын!… Сын мой! — воскликнула госпожа Батори, протягивая к нему руки, и тут же упала без чувств.
Но какое это имело значение! Важно было, что воспоминание, мысль пробудились в ней! Сердце матери заговорило: она узнала сына!
Доктору вскоре удалось привести в чувство больную, и когда госпожа Батори окончательно очнулась и глаза ее встретились с глазами сына, она воскликнула:
— Ты жив, Петер!… Жив!
— Да!… Я остался жив, матушка, для тебя, родная, чтобы любить тебя…
— И ее тоже!…
— Кого?
— Саву!…
— Саву Торонталь?… — крикнул доктор.
— Нет!… Саву Шандор!
И госпожа Батори, вытащив из кармана смятое письмо, написанное перед смертью госпожой Торонталь, протянула его доктору.
Эти строчки не оставляли ни малейшего сомнения относительно того, кто были родители Савы!… Сава в младенческом возрасте была похищена из замка Артенак!… Сава была дочерью графа Матиаса Шандора!
Часть пятая
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Пожатие руки Матифу