Человек остановился. Он поставил ведро на землю, наклонился и положил обе руки на плечи девочки, стараясь в темноте разглядеть ее лицо.
Худенькое, жалкое личико Козетты смутно проступало в белесовато-сером свете.
- Как тебя зовут?
- Козетта.
Прохожий вздрогнул, словно от электрического тока. Он снова взглянул на нее, затем снял руки с плеч Козетты, схватил ведро и зашагал.
Спустя мгновение он опросил:
- Где ты живешь, малютка?
- В Монфермейле, - может, вы знаете, где это?
- Мы идем туда?
- Да, сударь.
Немного погодя он снова спросил:
- Кто же это послал тебя в такой поздний час за водой в лес?
- Госпожа Тенардье.
- А чем эта твоя госпожа Тенардье занимается? - спросил незнакомец; он старался говорить равнодушным тоном, но голос у него как-то странно дрожал.
- Она моя хозяйка, - ответила девочка - Она содержит постоялый двор.
- Постоялый двор? - переспросил путник - Хорошо, там я и переночую сегодня. Проводи-ка меня.
- А ведь мы туда идем, - ответила девочка.
Человек шел довольно быстро. Козетта легко поспевала за ним. Она больше не чувствовала усталости. Время от времени она посматривала на него с каким-то удивительным спокойствием, с каким-то невыразимым доверием. Ее никто никогда не учил молиться богу. Однако она испытывала нечто похожее на радость и надежду, устремленную к небесам.
Прошло несколько минут. Незнакомец заговорил снова:
- Разве у госпожи Тенардье нет служанки?
- Нет, сударь
- Разве ты у нее одна?
- Да, сударь.
Снова наступило молчание. Потом Козетта сказала:
- Правда, у нее есть еще две маленькие девочки.
- Какие маленькие девочки?
- Понина и Зельма.
Так упрощала Козетта романтические имена, столь любезные сердцу трактирщицы.
- Кто же они, эти Понина и Зельма?
- Это барышни госпожи Тенардье. Ну, просто ее дочери.
- А что же они делают?
- О! - воскликнула Козетта - У них красивые куклы, разные блестящие вещи, у них много всяких дел. Они играют, забавляются.
- Целый день?
- Да, сударь.
- А ты?
- А я работаю.
- Целый день?
Девочка подняла свои большие глаза, в которых угадывались слезы, скрытые ночным мраком, и кротко ответила:
- Да, сударь.
Помолчав, Козетта добавила:
- Иногда, когда я кончу работу и когда мне позволят, я тоже могу поиграть.
- Как же ты играешь?
- Как могу. Мне не мешают. Но у меня мало игрушек. Понина и Зельма не хотят, чтобы я играла в их куклы. У меня есть только оловянная сабелька, вот такая.
Девочка показала мизинчик.
- Ею ничего нельзя резать?
- Можно, сударь, - ответила девочка, - например, салат и головы мухам.
Они дошли до села; Козетта повела незнакомца по улицам. Они прошли мимо булочной, но Козетта не вспомнила о хлебе, который должна была принести. Человек перестал расспрашивать ее - теперь он хранил мрачное молчание. Когда они миновали церковь, незнакомец, видя все эти разбитые под открытым небом лавчонки, спросил:
- Тут что же, ярмарка?
- Нет, сударь, это Рождество.
Когда они подходили к постоялому двору, Козетта робко дотронулась до его руки.
- Сударь!
- Да, дитя мое?
- Вот мы уже совсем близко от дома.
- И что же?
- Можно мне теперь взять у вас ведро?
- Зачем?
- Если хозяйка увидит, что мне помогли его донести, она меня прибьет.
Человек отдал ей ведро. Минуту спустя они были у дверей харчевни.
Глава восьмая. О том, как неприятно впускать в дом бедняка, который может оказаться богачом
Козетта не могла удержаться, чтобы украдкой не взглянуть на большую куклу, все еще красовавшуюся в витрине игрушечной лавки, затем постучала в дверь. На пороге показалась трактирщица со свечой в руке.
- А, это ты, бродяжка! Наконец-то! Куда это ты запропастилась? По сторонам глазела, срамница!
- Сударыня! - задрожав, сказала Козетта. - Этот господин хочет переночевать у нас.
Угрюмое выражение на лице тетки Тенардье быстро сменилось любезной гримасой, - это мгновенное превращение свойственно кабатчикам. Она жадно всматривалась в темноту, чтобы разглядеть вновь прибывшего.
- Это вы, сударь?
- Да, сударыня, - ответил человек, дотронувшись рукой до шляпы.
Богатые путешественники не бывают столь вежливы. Этот жест, а также беглый осмотр одежды н багажа путешественника, который произвела хозяйка, заставили исчезнуть ее любезную гримасу, сменившуюся прежним угрюмым выражением.
- Входите, милейший, - сухо сказала г-жа Тенардье.
«Милейший» вошел. Тенардье вторично окинула его взглядом, уделив особое внимание его изрядно потертому сюртуку и слегка помятой шляпе, потом, кивнув в его сторону головой, сморщила нос и, подмигнув, вопросительно взглянула на мужа, продолжавшего бражничать с возчиками. Супруг ответил незаметным движением указательного пальца, одновременно оттопырив губы, что в таких случаях означало у него: «Голь перекатная».
- Ах, любезный! - воскликнула трактирщица. - Мне очень жаль, но у меня нет ни одной свободной комнаты.
- Поместите меня, куда вам будет угодно - на чердак, в конюшню. Я заплачу, как за отдельную комнату, - сказал путник.
- Сорок су.
- Сорок су? Ну что ж!
- Ладно!