Собрание сочинений в 10-ти томах. Том 10

руководивший восстанием 14 июля; Инар, который совершил преступление, сказав: «Париж будет разрушен», в тот самый момент, когда герцог Брауншвейгский заявил: «Париж будет сожжен»; Жакоб Дюпон²²⁶

 первым крикнувший: «Я атеист», на что Робеспьер ответил ему: «Атеизм - забава аристократов»; Ланжюинэ,²²⁷

 непреклонный, проницательный и доблестный бретонец; Дюкос;²²⁸

 - Эвриал при Буайе-Фонфреде²²⁹

 Ребекки,²³⁰

 - Пилад при Барбару, тот самый Ребекки, который сложил с себя депутатские полномочия, потому что еще не гильотинировали Робеспьера; Ришо²³¹

 который боролся против несменяемости секций; Ласурс, автор злобного афоризма «Горе благодарным народам!», который у ступеней эшафота отверг свои же собственные слова, гордо бросив в лицо монтаньярам: «Мы умираем оттого, что народ спит, но вы умрете оттого, что народ проснется!»; Бирото,²³²

 который на свою беду добился отмены неприкосновенности личности депутатов, ибо таким образом отточил нож гильотины и воздвиг плаху для самого себя; Шарль Виллет, который для очистки совести время от времени возглашал: «Не желаю голосовать под угрозой ножа»; Луве,²³³

 автор «Фоблаза», в конце жизненного пути ставший книгопродавцем в Пале-Рояле, где за прилавком восседала Лодоиска; Мерсье, автор «Парижских картин», который писал: «Все короли на собственной шее почувствовали двадцать первое января»; Марек, который пекся об «охране бывших границ»; журналист Карра,²³⁴

 который, взойдя на эшафот, сказал палачу: «До чего же досадно умирать! Так хотелось бы досмотреть продолжение»; Виже,²³⁵

 который именовал себя «гренадером второго батальона Майенна и Луары» и который в ответ на угрозы публики крикнул: «Требую, чтобы при первом же ропоте трибун мы, депутаты, ушли отсюда все до одного и двинулись бы на Версаль с саблями наголо!»; Бюзо, которому суждено было умереть с голоду; Валазе, принявший смерть от собственной руки; Кондорсе, которому судьба уготовила кончину в Бург-ла-Рен, переименованном в Бург-Эгалитэ, причем убийственной уликой послужил обнаруженный в его кармане томик Горация;²³⁶

 Петион, который в девяносто втором году был кумиром толпы, а в девяносто четвертом погиб, растерзанный волчьими клыками; и еще двадцать человек, среди коих: Понтекулан,²³⁷

 Марбоз,²³⁸

 Лидон, Сен-Мартен, Дюссо, переводчик Ювенала, проделавший ганноверскую кампанию; Буало,²³⁹

 Бертран,²⁴⁰

 Лестер-Бове,²⁴¹

 Лесаж,²⁴²

 Гомэр,²⁴³

 Гардьен,²⁴⁴

 Мэнвьель,²⁴⁵

Дюплантье,²⁴⁶

 Лаказ,²⁴⁷

 Антибуль²⁴⁸

 и во главе их второй Барнав, который звался Верньо.

С другой стороны - Антуан-Луи-Леон Флорель де Сен-Жюст, бледный, двадцатитрехлетний юноша, с безупречным профилем, загадочным взором, с печатью глубокой грусти на челе; Мерлен,²⁴⁹

 из Тионвиля, которого немцы прозвали «Feuer-Teufel», «огненный дьявол»; Мерлен из Дуэ, преступный автор закона о подозрительных; Субрани²⁵⁰

 которого народ Парижа 1 прериаля потребовал назначить своим полководцем; бывший кюре Лебон,²⁵¹

 чья рука, кропившая ранее прихожан святой водой, держала теперь саблю; Билло-Варенн,²⁵²

 который предвидел магистратуру будущего, где место судей займут посредники; Фабр д'Эглантин,²⁵³

 которого только однажды, подобно Руже де Лиллю,²⁵⁴

 создавшему марсельезу, осенило вдохновение, и он создал тогда республиканский календарь, но, - увы! - вторично муза не посетила ни того, ни другого; Манюэль,²⁵⁵

 прокурор Коммуны, который заявил: «Когда умирает король, это не значит, что стало одним человеком меньше»; Гужон,²⁵⁶

 который взял Трипштадт, Нейштадт и Шпейер и обратил в бегство пруссаков; Лакруа, из адвоката превратившийся в генерала и пожалованный орденом Святого Людовика за неделю до 10 августа; Фрерон-Терсит, сын Фрерона-Зоила; Рюль,²⁵⁷

 гроза банкирских железных сундуков, непреклонный республиканец, трагически покончивший с собой в день гибели республики; Фуше,²⁵⁸

 с душой демона и лицом трупа; друг отца Дюшена, Камбулас²⁵⁹

 который сказал Гильотену:²⁶⁰

 "Сам ты из клуба Фельянов,²⁶¹

 а дочка твоя - из Якобинского клуба"; Жаго,²⁶²

 ответивший тому, кто жаловался, что узников держат полунагими: «Ничего, темница одела их камнем»; Жавог,²⁶³

 зловещий осквернитель гробниц в усыпальнице Сен-Дени; Осселэн,²⁶⁴

 изгонявший подозрительных и скрывавший у себя осужденную на изгнание госпожу Шарри; Бантаболь,²⁶⁵

 который, председательствуя на заседаниях Конвента, знаками показывал трибунам, рукоплескать им или улюлюкать; журналист Робер,²⁶⁶

 супруг мадмуазель Кералио,²⁶⁷

 писавшей: «Ни Робеспьер, ни Марат ко мне не ходят; Робеспьер может явиться в мой дом, когда захочет, а Марат - никогда»; Гаран-Кулон, который гордо сказал, когда Испания осмелилась вмешаться в ход процесса над Людовиком XVI, что Собрание не уронит себя чтением письма короля, предстательствующего за другого короля; Грегуар, по началу пастырь, достойный первых времен христианства, а при Империи добившийся титула графа Грегуар, дабы стереть даже воспоминание о Грегуаре-республиканце; Амар,²⁶⁸