Собрание сочинений. том 7.

Первая скачка прошла почти незамеченной, так как все ждали розыгрыша Большого приза, но тут над ипподромом внезапно сгустились тучи, мертвенный свет окутал толпу. Поднялся ветер, вдруг хлынул ливень, с неба заструились потоки воды, громко забарабанили огромные капли. Все пришли в замешательство, раздались крики, шутки, ругань, пешеходы опрометью бросились к ларькам, чтобы укрыться под холстиновым навесом. Дамы, сидевшие в экипажах, обеими руками придерживали непокорные зонтики, стараясь защитить от дождя свои туалеты, а перепуганные лакеи торопливо подымали верх колясок. Но ливень сразу прекратился, снова засияло солнце, блестя радугой в каплях водяной пыли, еще кружившейся в воздухе. Ветер унес тучу в направлении Булонского леса, открыв кусок ясной лазури. И в ответ на эту ласковую улыбку неба раздался веселый смех успокоившихся женщин; золотистая пелена, простершаяся над нетерпеливо ржавшими конями, над суетливой толпой, отряхивающей мокрую одежду, зажгла хрустальные капельки на еще не просохшей лужайке.

— Ах, бедняжка Луизэ! — воскликнула Нана. — Ты сильно промок, детка?

Малыш, не отвечая, протянул к ней мокрые ручонки. Нана достала носовой платок. Заодно она вытерла и песика Бижу, который трясся мелкой дрожью. На ее белом атласном платье осталось несколько пятнышек. Ну и пусть! Цветы, освеженные дождем, заблестели, словно снег; и Нана, схватив букет, вдыхала его аромат; счастливая, мочила губы в дождевых каплях, словно в утренней росе.

Меж тем ливень загнал публику на трибуны. Нана поднесла к глазам бинокль. С ее места видна была только плотная толпа, заполнившая скамьи, идущие амфитеатром, однотонная масса, на темном фойе которой пятнами выделялись лица. Солнечный луч, скользнув по скату крыши, врезался в толпу, и туалеты женщин, попавших в световой треугольник, казалось, вдруг выцвели. Но Нана особенно смешили дамы, которых ливень согнал со стульев, расставленных прямо на песке под трибунами. Поскольку представительницам полусвета вход в судейскую был категорически запрещен, Нана облегчала душу ядовитыми замечаниями по адресу порядочных женщин, которые вырядились, как кухарки, да и физиономии у всех препротивные.

Раздался гул голосов — это на центральной трибуне в особую ложу, построенную в виде шале, с огромным балконом, уставленным алыми креслами, вошла императрица.

— Да это он, — произнес Жорж. — А я и не знал, что он дежурит нынешнюю неделю.

Из-за плеча императрицы выглянула натянуто-торжественная физиономия графа Мюффа. Молодые люди дали волю языкам, они притворно сожалели, что Атласка не с ними и некому пойти хлопнуть Мюффа по пузу. Но Нана высмотрела в бинокль шотландского принца, находившегося в императорской ложе.

— Гляди-ка, Чарльз! — крикнула она.

По ее мнению, он порядком раздобрел. Раздался за эти полтора года. И она сообщила о нем кое-какие подробности. Ох, и крепкий малый!

А в коляске уже зашушукались дамы: говорят, граф бросил Нана. Тут целая история. В Тюильри скандализованы недостойным поведением камергера с тех пор, как он стал афишировать эту связь. Поэтому-то, желая сохранить свое положение при дворе, он и порвал с Нана. Ла Фалуаз недолго думая передал Нана все эти сплетни, снова предлагая себя в заместители и снова назвав ее «своей Джульеттой», Но Нана от души расхохоталась:

— Глупости какие… Вы его не знаете; достаточно мне свистнуть, и он все на свете бросит.

Уже несколько минут она приглядывалась к графине Сабине и Эстелле. Дагне по-прежнему увивался вокруг них. Потом к ним стал пробираться Фошри, мешая сидевшим на скамейках зрителям, и тоже остался при графине, самодовольно улыбаясь. Презрительным жестом Нана обвела трибуны.

— Меня теперь всем этим не удивишь! Слишком хорошо я этих людишек знаю. Посмотрели бы вы на них в натуральном виде, когда они распояшутся… Не уважаю их, хватит, науважалась! Грязь, она грязью и остается, будь то вверху или внизу… Вот почему я не желаю, чтобы ко мне лезли.

И еще более широким жестом она обвела весь ипподром, включая конюхов, проваживавших лошадей, и самое государыню, беседовавшую с Чарльзом, который хоть и принц, а тоже шваль порядочная.

— Браво, Нана!.. Шикарно, Нана!.. — в восторге завопил Ла Фалуаз.

Удары колокола уносило ветром, скачки продолжались. Только что кончилась скачка на приз Исфаган, который выиграл Берлинго — жеребец конюшни Мешена. Нана подозвала Лабордета, желая узнать судьбу своих луидоров; в ответ он только хихикнул, отказался назвать фаворитов, чтобы не сглазить, — пояснил он. Ее деньги помещены самым наилучшим манером, она в этом убедится очень скоро, И когда она призналась, что самостоятельно поставила десять луидоров на Лузиньяна и пять на Валерио II, Лабордет пожал плечами с видом человека, не сомневавшегося, что женщины не могут не делать глупостей. Нана удивилась, она уже совсем ничего не понимала.