Собрание сочинений. том 7.

Но совет запоздал. Пять колясок, в которых разместилась Нана со своей компанией, отправлявшейся осматривать руины Шамонского аббатства, уже въехали на узенький деревянный мост. Фошри, Дагне и дамам Мюффа пришлось отступить, а г-жа Югон и прочно остановились, выстроившись в два ряда вдоль дороги. Настоящий парад! В экипажах умолк смех. Седоки, любопытствуя, оборачивались. Два клана мерили друг друга взглядом в глубокой тишине, нарушаемой лишь мерным топотом копыт. В первом экипаже величественно, точно герцогини, раскинулись Мария Блон и Татан Нене, чуть не задевая колеса своими раздувшимися, словно колокол, юбками, и обе смерили презрительным взглядом порядочных женщин, которые идут пешком. Вслед за ними Гага, занявшая своей особой всю скамейку, заслонила Ла Фалуаза, который тревожно высовывал из-под ее оборок только кончик носа. Позади них ехали Каролина Эке с Лабордетом, Люси Стюарт и Миньон с чадами; и замыкала кортеж коляска, в которой сидели Штейнер, Нана, а перед нею на откидной скамеечке устроился несчастный мальчуган Зизи, тесно прижав свои колени к ее коленкам.

— Это вон та, последняя? — спокойно обратилась графиня к Фошри, делая вид, что не узнает Нана.

Ей пришлось отступить на шаг, иначе ее задело бы колесом. Обе женщины обменялись взглядом, и этот мгновенный осмотр оказался достаточным для окончательного и бесповоротного приговора. Мужчины держались просто великолепно. Фошри и Дагне, от которых веяло холодом, притворились, что никого не узнают. Маркиз, боясь, как бы эти дамы не выкинули какую-нибудь шутку, сорвал травинку, и нервно растирал ее между пальцами. Один лишь Вандевр, стоявший и стороне, движением век приветствовал Люси, которая ответила ему мимолетной улыбкой.

— Берегитесь! — шепнул г-н Вено стоявшему рядом с ним графу.

А граф, потрясенный до глубины души, провожал взором улетавшее вдаль видение — видение Нана. Сабина лениво повернула голову и испытующе посмотрела на мужа. Тогда он уставился в землю, он не хотел слышать дробного конского топота, который, казалось, уносил с собой кровоточащие куски его сердца. Ему хотелось завыть от муки, он понял все, заметив жавшегося к юбкам Нана Жоржа. Мальчишка! Больше всего графа мучила мысль, что она предпочла ему какого-то мальчишку. Штейнер его ничуть не трогал. Но этот мальчишка!

Госпожа Югон сначала просто не узнала Жоржа. А он, когда коляска проезжала мимо, готов был спрыгнуть в реку, но Нана крепко прижала его коленками. Он сидел, оледенев, с бледным как полотно лицом. Он ни на кого не взглянул. Может быть, и они его не заметят.

— Господи боже мой! — вдруг воскликнула старая дама. — Да ведь с ней Жорж!

Экипажи умчались, но все еще не рассеялось чувство тягостной неловкости, неизбежной в тех случаях, когда знакомые люди, узнав друг друга, не считают нужным раскланяться. Эта щекотливая, хотя мимолетная встреча, казалось, длилась целую вечность. И колеса с задорным перестуком унесли в золотистые просторы свой груз продажных девок, взбудораженных вольным воздухом равнины; ветер трепал яркие оборки их юбок, снова раздался смех, девицы оборачивались, потешаясь над этими порядочными, которые торчат на краю дороги с перекошенными физиономиями. Нана успела даже разглядеть, что господа с минуту постояли в нерешительности, потом, даже не вступив на мост, повернули обратно. Г-жа Югон молча опиралась на подставленную ей руку графа Мюффа, и на лице ее была написана такая боль, что никто не посмел обратиться к ней со словами утешения.

— Скажите-ка, милочка, заметили вы Фошри или нет? — крикнула Нана, обращаясь к Люси, которая высунулась из переднего экипажа. — Видели, какую он рожу скорчил? Он мне еще заплатит за это… А Поль-то, Поль, этот щенок, которого я так баловала! Хоть бы головой кивнул… Вот уж действительно воспитанные люди!

И она устроила бурную сцену Штейнеру, который посмел заявить, что, по его мнению, мужчины вели себя вполне корректно. Значит, они не достойны даже простого поклона? Значит, любому хаму позволительно их оскорблять? Покорно благодарю, видно, он и сам тоже хорош; нет, это уж слишком. Женщине надо кланяться при любых обстоятельствах.

— А кто эта дылда? — спросила Люси, стараясь перекричать стук колес.

— Графиня Мюффа! — ответил Штейнер.

— Вот оно что! Так я и думала, — подхватила Нана. — Пусть она хоть сто раз графиня, а все-таки на бог весть что! Да, да, именно не бог весть!.. У меня, да было бы вам известно, глаз наметанный. Теперь я ее знаю как облупленную, вашу графиню. Хотите пари держать, что она спит с этой ехидной Фошри?.. Говорю вам, спит! Мы, женщины, такие вещи сразу чуем.

Штейнер молча пожал плечами. Со вчерашнего дня банкир находился в самом дурном расположении духа; он получил письма, призывавшие его завтра же быть в Париже, и, наконец, кому приятно приехать провести время за городом — и ночевать одному в гостиной на диване!

— Ах, бедненький, бедненький! — вдруг растрогалась Нана, заметив неестественную бледность Жоржа, который застыл в неловкой позе, не смея перевести дух.

— Как по-вашему, мама меня узнала? — с трудом выдавил он.