Собрание сочинений. Том 5

Операция предстояла ответственная. Группу повел сам П. К. Игнатов, взяв с собою и обоих сыновей — Евгения, как командира разведки, показавшего себя в шести предыдущих делах осторожным, расчетливым, никогда не теряющимся начальником, а Гения просто потому, что тот ни за что не хотел отстать от отца и брата. Да и кого же брать на опасное дело, как не тех, кто ближе, кого лучше знаешь?

Вышли вечером группой в несколько человек. Евгений шел с высокой температурой, но ни за что не хотел возвращаться — взрыв первого поезда он хотел организовать непременно лично, чтобы на месте проверить достоинства и недостатки мины и самому видеть весь ход операции, открывавшей новый этап в деятельности отряда.

За ночь прошли около сорока пяти километров по горным заснеженным тропам и, благополучию миновав передний край немецкой обороны, вышли незамеченными к железнодорожному полотну. И хотя они здорово устали, но решили не отдыхать, а сейчас же приступить к закладке минного поля, используя темноту.

Только начали, пронесся звук подходящего поезда, а на шоссе шум машин. Машины были где-то совсем близко. Судьбу операции да и жизнь всей группы решали считанные секунды. Евгений схватил мину и, на ходу заряжая ее, бросился к шоссе, наперерез машинам. Он сразу понял, что если шоссе оставить незаминированным, то немцы отрежут группу от гор, и тогда — смерть. Гений тоже подхватил мину и побежал за братом. Евгений уже закладывал свою мину в глубокую правую колею дороги. Гений заложил в левую, чуть подальше. Потом оба бросились заканчивать снаряжение мин под рельсами. Поезд между тем уже был рядом. Можно было бы, конечно, отложить взрыв и уйти, пока еще не поздно, но соблазн взорвать большой воинский эшелон и довести до конца операцию, многим казавшуюся неосуществимой, был так велик, что мысли об опасности не существовало. Когда человек и его дело слиты воедино, успех дела сам собою становится судьбой человека, и другой судьбы нет и не может быть.

В те десять — двенадцать секунд, что были в распоряжении партизан, каждый отлично понял, что произойдет, но никто не оставил работы, а Петр Карпович Игнатов, видя своих сыновей на самом опасном месте, не крикнул им уходить. Все они были сейчас не десятью людьми с разными характерами и судьбами, а одним человеком — лишь с десятью парами рук, но с единой волей. И воля эта звала на подвиг.

Поезд подкатил к месту, где братья торопливо снаряжали мину. Раздался оглушительный взрыв. Вагонные скаты взлетели выше тополей, а уцелевшие вагоны полезли один на другой, треща, рассыпались на части. И тотчас прогромыхали подряд два взрыва на шоссе.

Игнатов кинулся к тому месту, где только что работали сыновья. Он искал их ощупью, под шум, стрельбу, крики и стоны у разбитого эшелона. Горячая кровь детей омыла его руки. Он нашел куски их еще теплых тел, обрывки снаряжения и заплакал, как ребенок. Горе так закружило его, что он забыл обо всем и только ползал по насыпи, собирал останки Детей и плакал, плакал, шепча:

— Детишки мои родные, что же это вы! Детишки вы мои!

Оставшиеся в живых немцы между тем уже пришли в себя и начали обследовать участок крушения. Партизан Сухоцкий схватил Игнатова за руки и почти насильно повел за собой. До гор было не менее восемнадцати километров, ночь на исходе, сил мало — следовало спешить. Войдя в густые заросли дикого терна, похоронили тела братьев Игнатовых и пошли.

Ночь засветилась немецкими ракетами. Вслед за партизанами помчались броневики, но широкий вспаханный клин задержал их — это спасло группу, она успела скрыться.

Утром к месту крушения приблизилась разведка игнатовского отряда. В ней были лучшие следопыты — Янукевич, Панжайло, Худаерко, люди редкого бесстрашия. Этот Худаерко стал особенно знаменит тем, что с одним недоуздком в руках пробрался в немецкий тыл, нашел гурт скота в сто восемьдесят голов и, убив одного и ранив двух румын-погонщиков, один пригнал стадо в горы. Эти люди ходили в разведку — то искать будто пропавшего коня, то с мешком на спине, будто на мельницу, то с лопатой на плече, будто на принудительные работы, — и сейчас они гоже вместе с толпой колхозников принялись за расчистку пути.

Немцы всякими способами исследовали участок взрыва. Насмерть перепуганные мерзавцы пустили по заминированному шоссе тяжелую машину, нагруженную колхозниками, но по какой-то необъяснимой случайности она не взорвалась, и тогда, решив, что тут все благополучно, немцы пустили пятитонку с боеприпасами. Она взлетела на воздух, разорвав обследователей. После этого взрыва немцы совершенно прекратили движение по всему опасному району шоссе, и оно бездействовало, пока они не перекопали его метр за метром и не превратили в пашню. В новом своем виде шоссе, хоть и обезвреженное, для эксплоатации не годилось еще с неделю.