Собрание сочинений. Том 4

— Алексей Максимович, дело есть… Зайдемте вместе поглядеть…

— А где это?

— Да здесь, близко — за углом.

Горький и Свердлов идут.

Горький внимательно смотрит на Свердлова:

— Вы что-то осунулись, Яша?

— Трудно работать стало… Седьмую квартиру меняю… Вот и тут за мной ходят…

Горький встревоженно:

— Замечаете? А ведь вы близорукий. Да, трудненько вам!

Издали видна приближающаяся фигура Казимира Петровича. Свердлов взглянул в его сторону и заторопился.

— Нюх на шпика выработался. Нам сюда.

Он исчезает в дверях подвального магазинчика. Горький сгибается и быстро идет за Яковом Михайловичем.

Хозяин, увидав Свердлова:

— Деньги принес?

— Денег еще нет, а вот покупатель солидный. Покажи еще раз.

— За показ тоже деньги платят.

Хозяин, однако, полез под лавку и выволок ящик.

— Последний раз тебе показываю. Станочек заграничный, набор наш.

Свердлов жадно рассматривает ручной печатный станок, не в первый, видно, раз спрашивает:

— Окончательная цена, хозяин?

— Выкладывай двести и забирай. Больше показывать не буду.

Он бесцеремонно берет из рук Горького шрифт, который тот любовно перекладывает из ладони в ладонь и, захлопнув крышку ящика, сует под лавку свой нелегальный товар.

Алексей Максимович улыбается:

— Понятно теперь, что вы тут на ярмарке делаете, Яков. Только все-таки я бы на вашем месте на столбы не лазил. Идемте.

— Алексей Максимович?!

— Согласен! Обсудим. Вы вечером сможете? В театре. В артистической уборной! Удобно?

Свердлов немного озадачен:

— Не выгонят?

Горький улыбается:

— Я уж постараюсь.

Они выходят на улицу. Им навстречу спешит совсем запыхавшийся Казимир Петрович.

— Вот и мой. До вечера, Алексей Максимович!

Яков махнул фуражкой и исчез.

Казимир Петрович, задыхаясь от бега, наскакивает на Горького. Оторопев, смотрит на него, растерянно оглядывается, потом бормочет в отчаянии:

— Ну, не чорт ли?

И действительно возникает чорт. Настоящий чорт в красном плаще. Он кончает арию.

Гром аплодисментов, крики: «браво! бис!» Актер в гриме Мефистофеля раскланивается.

Зрители толпятся у рампы. В ложах богатая публика стоя аплодирует. С галлереи, перевешиваясь через перила, кричит и аплодирует преимущественно студенческая и рабочая молодежь. На сцену летят букеты цветов.

Занавес опускается. Мефистофель идет за кулисы. Его провожают аплодисментами персонажи «Фауста». Аплодирует толстая Марта. Аплодирует жиденький тенор — Фауст. Аплодируют работники сцены.

Мефистофель входит к себе в уборную. В кресле сидит Горький:

— Здорово поешь, Федор. До слез довел…

Мефистофель наливает себе бокал шампанского и усмехается:

— Вот пел я вчера у купца Арсентьева… Ростовщик, плут! А плакал дитей малым… Потом р-рраз! Три «катеньки» на стол…

Горький улыбается:

— Вот, кстати, дай-ка мне из них половину.

— Ты что, всех социалистов России кормишь?

— Всех не всех, а хорошим действительно помогаю.

Мефистофель берет со стола бумажник, достает две кредитки, протягивает Горькому:

— На, чорт с тобой! Помяните меня во царствии своем.

По лабиринтам кулис быстро проходит, не оглядываясь, Свердлов. За ним торопится Казимир Петрович. Его останавливают, требуют пропуск. Свердлов завернул за угол.

Казимир Петрович показывает свой пропуск и бежит догонять Свердлова. Но как только он заворачивает за угол и видит Свердлова, ему наперерез несут декорацию «рая» и прижимают его к стене.

Декорацию проносят, и открывается пустой коридор. Свердлов исчез.

В уборной перед зеркалом стоит артист, поправляя грим:

— А Спиноза-то твой придет или нет? Хоть бы поглядеть, кому даю.

Дверь открывается, в дверях Свердлов. Первое, что ему бросается в глаза: во весь рост из зеркала смотрит на него Мефистофель.

Артист поворачивается к Свердлову.

Яков выглядит очень усталым, он говорит подошедшему к нему Горькому:

— Простите, что опоздал. Еле удрал от филера.

Горький успокоительно хлопает Свердлова по плечу и обращается к певцу, легонько подталкивая Свердлова:

— Познакомься, тоже бас! — говорит он с лукавой улыбкой.

— Бас! Где у него может быть бас?

Свердлов смущен, но старается это скрыть; он говорит с добродушной иронией:

— Я-то сам пою охотно, а вот окружающие этого терпеть не могут!

Певец расхохотался:

— Так я и знал! Все выдумки Горького!

Расправляя могучие плечи, он говорит с довольным видом:

— Бас фигуры требует!

— Не скромничай, Яков, — с улыбкой подмигивает Горький, — покажи голос.

Неожиданно Свердлов запевает:

Сатана там правит бал…

За кулисами Казимир Петрович слышит голос Свердлова и начинает метаться.

Певец в уборной даже вскакивает с кресла. Он с бесконечным удивлением оглядывает Свердлова.

— А ведь верно, бас! — говорит он, качая головой. — Таким басом рыбу глушить можно!

Свердлов усмехается:

— А мне и невдомек. Не знал, что с ним делать. Теперь сяду на берегу да на одну «Дубинушку» пуда два рыбы выловлю…

Горький смеется. Ему вторит певец. Потом он внимательно оглядывает Свердлова и с сожалением качает головой:

— С таким голосом да в революцию! Жалковато.

Горький встает:

— Ну, нам бы поговорить малость!

Певец показывает им на зеркало: