Собрание сочинений. Том 4

— Хан любит угощать гостей, — загадочно говорит перс.

Опережают индийские караваны.

— Этот мертвец будет долго жить, — говорит купец-индус.

А князя несут на плечах крестьяне. Долго несут его через Русскую землю, передавая с плеч на плечи, под дружную песню, петую в снегах: «Вставайте, люди русские!»

…Руки, руки! И вот они поднимаются, но уже не с телом мертвого князя, а с знаменами Дмитрия Донского.

Сияя на солнце литыми позолоченными латами, шлемами и щитами, на могучих конях стоит московское войско.

— Вот тут и бить. Хорошо поле, радостно, — говорит Московский князь, внук давно погибшего деда Александра.

Он глянул на стяг с изображением Александра и говорит:

— Дед и князь! Имени твоему!.. — и дает знак войскам.

Не бедный Переяславль вышел теперь на Орду, — Москва собрала силы. Стаи стрел, взвизгивая на лету, несутся на русских. Листва осыпается с дерев. Татары налетают лавой и рассыпаются.

Русские тяжелым клином, молча, врезаются в ордынскую рать. Бегут татары. Низенький, сухощавый Мамай, с кургана наблюдавший за боем, прыгает на коня и кричит что-то тонкое, страшное, последнее.

Потом весь поток коней уходит в степь и пропадает в ней, как мираж.

1937–1947

Яков Свердлов Сценарий

Чистое голубое небо. Облака. На фоне облаков надпись:

ЮНОСТЬ СВЕРДЛОВА. НИЖНИЙ-НОВГОРОД

Сверкает на солнце двуглавый золотой орел на вышке царского павильона. На площади перед часовней шпалерами расставлены командированные на ярмарку нижние чины сводного батальона.

Сверкают на солнце хоругви, богатые ризы, мундиры, звезды, ленты губернской знати, пестрые наряды… Внизу у часовни, на паперти, устланной красным сукном, губернатор и архиерей в полном облачении.

Губернатор торжественно возглашает:

— Господа, мы находимся в самом сердце России, на Нижегородской ярмарке!..

Взвиваются два флага на флагштоках. Грянул оркестр…

И понеслись, блестя золотом букв, вывески: «Циндель», «Савва Морозов», «Жирардов» и другие.

На трехколесной дрезине восседает важный полицейский чин. Он козыряет направо и налево, как бы принимая парад. Вежливо раскланивается с полицейским чином солидный человек с мечтательными глазами. Котелок, клетчатый жилет, раздвоенная бородка делают его похожим на разорившегося помещика. Это Казимир Петрович. Он, видимо, ищет кого-то: расталкивая народ локтями, ловко проскальзывая между суетливыми покупателями, рыскает он по ярмарке.

Визжит гармонь. Вертится карусель. На толстых свиньях, на пятнистых лошадях, на тиграх, леопардах восседают дамы в огромных шляпах, пышных платьях. Среди всадников — подвыпившие бородатые купцы в котелках набекрень. В бешеном кручении карусели разлетаются юбки. Смех, визг, крики… Крутится карусель…

Крутит педали своей дрезины полицейский чин, объезжающий ярмарку.

В толпе ползают калеки-нищие, поют Лазаря.

Прямо на земле расположились гончары с горшками, мисками, кувшинами. Гончары бьют палочками по посуде и зазывают покупателей, подпевая глиняной мелодии.

Из трубы граммофона несется:

Наш уголок я убрала цветами…

Казимир Петрович подходит к балагану, на котором красуется портрет огромной толстой девицы. Под портретом надпись: «Нина Бексен. 16 лет. Весит 8 пудов. Родители нормальные». На эстраде балагана ярмарочные певицы исполняют кек-уок.

Казимир Петрович проталкивается дальше.

Перед сараем, в котором выставлен автомобиль образца 1902 года, столпился народ. Иностранец солидной наружности, сидя за рулем, декламирует на ломаном русском языке:

— Люди несчастны — они медленно передвигаются по нашей планете. Автомобиль осчастливит человечество. В двадцатом веке уже не будет скучающих пессимистов! Смысл жизни в путешествии! Мир прекрасен! Это говорю вам я, Герберт Смайльс, гражданин вселенной и представитель фирмы «Джорд и компания»!

Оглушительно шумит мотор, окутывая густыми клубами белого дыма толпу, обступившую автомобиль. Среди зрителей — двое крестьян.

— Жрет-то он чего? — спрашивает один.

Другой, посмеиваясь, отвечает:

— Хрен его знает! Должно, на постном масле работает…

На окраине ярмарки на берегу Волги стоит гладкий столб. Столб окружен шумящей, галдящей толпой. На верхушке столба висит пара сапог.

По столбу вверх лезет крестьянин, он почти уже у цели. Толпа следит за ним, затаив дыхание.

Крестьянин уже вот-вот коснется сапог, как вдруг срывается вниз. В толпе крик. Толпа сгрудилась над упавшим. Сбегаются любопытные.

Мужчина с кожаной сумкой через плечо выкрикивает:

— Кто следующий? А ну! Кто следующий?

К нему подходит молодой паренек:

— Давай я попробую.

Хозяин отстегивает сумку:

— Давай полтинник! Достанешь — твои сапоги…

Люди отхлынули от упавшего крестьянина и снова окружили столб.

Парень отдает хозяину тщательно завернутый полтинник, снимает опорки, крестится и лезет вверх.

Крестьянин лежит на земле. Он покрыт рогожей, из-под которой торчат лишь босые ноги. Около него мечется гимназист с возбужденным лицом:

— Это безобразие! Это издевательство над человеком!

Никто не обращает на него внимания.

Какой-то пожилой человек с презрением оглядывает гимназиста с головы до ног.