Собрание сочинений. Том 3

К торговке Алексей подошел со спины, поглядел, как в корзине, укутанной тряпьем, отдувается горячий чайник, протянул деньги, приказал устало: «Лени» — и не сразу дошло до него, почему торговка отскочила.

Он встрепенулся, пришел в себя, сделал три больших шага, взял торговку за руку, повернул ее.

— Катя!

Да, перед ним стояла Катя, и глаза ее в упор расстреливали Пряхина.

— Торгуешь?.. Почему не в школе? — спросил он растерянно.

— Какое вам дело? — зло ответила Катя.

Он покачал головой, по-прежнему не отпуская Катю: это не младшая, тотчас задаст стрекача.

— Хорошо, — сказал он. — Тогда налей чаю. Вот деньги.

Ее глаза горели, каждой своей клеточкой девушка ненавидела Алексея.

— Вам не налью! — выпалила она.

Парок из чайника струился все тише, плохая получалась из Кати торговка; вон настоящие-то торговки стоят с керосинками, у них чай не остывает, а тут — на много ли стаканов хватит домашнего жару, хоть и укрытого тряпками?

— Ладно, — сказал Алексей, — ступай.

Он отпустил Катин рукав, девушка тотчас отбежала в сторону и остановилась в нерешительности.

Изможденный, грязный солдат с черными от угля руками смотрел на нее исподлобья непонимающим, омертвевшим взглядом.

Катя повернулась к толпе, крикнула неумело:

— Кому чаю?

Голос ее сорвался, она заплакала, покрылась красными пятнами, кинулась с рынка. У входа поскользнулась на льду и упала.

Загромыхала крышка чайника, чай пролился в снег, Катя поднялась и крикнула Пряхину:

— Ненавижу! Ненавижу!

Медленно крутилась в тот день карусель, и даже, кажется, тоскливо играла гармошка.

Алексей двигался по кругу и засыпал на ходу. Дважды он упал, сильно ударившись. В первый раз он тотчас вскочил, испугавшись, долго не мог опамятоваться, понять, где он; над головой ходили жерновами, едва поскрипывая, поперечины, на которых держалась карусель.

Второй раз он упал уже под вечер, вконец обессиленный, и теперь ему было все равно, где он и что с ним. Пусть крутится, что угодно, хотелось спать, тысячу раз спать. Ударившись, Пряхин очнулся, безразлично подумал, что надо встать, но не встал, пока не оборвалась музыка.

Он поднялся.

Карусель стояла. В дверцу заглядывал Анатолий — никак не мог отделаться от зрячих привычек.

— Что с тобой?

— Порядок, братишка! — ответил его тоном Алексей, они рассмеялись, и Анатолий сказал:

— Значит, ты воинского звания рядовой?

— Так точно, товарищ капитан, — ответил шутливо Пряхин.

— Мысль понимаешь правильно. По званию я тебя старше. И намного. Так что приказываю: сегодня ночью спать.

— Эх, капитан, — сказал Алексей, — ты меня старше по званию, я тебя старше по возрасту, так что придется мне повкалывать ночку и много-много ночек еще.

— Ты это брось, — рассердился Анатолий, — сдохнешь! А что касается возраста, нас война всех сравняла, понял? И старых и молодых. Все мы теперь одного года рождения.

— Пожалуй, верно, — согласился Пряхин. — Все равные, все седые, кто живые — все раненые. Только ты вот ранен геройски, а я глупо. — Алексей выбрался из барабана, присел на синюю лошадку. — Пойми, капитан, ты из войны с победой вышел, хоть победа еще не пришла. А я-то! С поражением!

— Ты это брось, брось, — заволновался Анатолий.

— Да нет, бросать нечего, — задумчиво отозвался Пряхин. — Ты с победой, а я с виной. Вроде как дезертир, понимаешь? Дезертир он и есть дезертир. Победа придет, а не для него, виниться всегда будет, если, конечно, хоть капля стыда есть. Вот и я. Человека убил во время войны. Не врага, не фашиста — женщину. Мать. — Он вздохнул. — Да что там, дезертир со своей виной счастливцем против меня будет… Так что не держи ты меня, капитан, и не жалей… Да тут еще девочек-то, — испугался он снова, — в детдом предлагают, представляешь?

Он поднялся с лошадки, спросил:

— Ну, я пойду?

Нюра стояла возле карусели, сказала, что привезли картошку.

— Слышишь! — обрадованно крикнул Пряхин Анатолию. — Картошку привезли! А ты говоришь — спать! Проспишь тут все на свете.

Он зашагал к тупику, и каждый шаг отдавался болью в груди. Почему в груди? Раньше болела голова, бывало, в голове отдавались шаги, а теперь почему-то в груди. В тупичке шла суета, разгрузить вагоны с чем-нибудь съедобным желающих было больше.

Алексей вошел в черед теней — подходил к вагону, становился спиной, приседал под тяжестью куля, волок его к складу, садился на корточки или преклонял колени и сваливал мешок с плеча.