Собрание сочинений. Том 2

И лужи ложились под фары машины —
«Бомжи мы!»
А он где-то шел, отжимая штанины,
и пил от обиды глотками большими,
и темные лица на улицах мокли,
мечтая порыться в нью-йоркских помойках,
и беженцев души без визы блажили:
«Бомжи мы!»
И пуля в больнице, и мальчик в божнице,
и с неба зарница, как в шапку на днище,
и садик, вверх взорванный корневищами,
и Вечная мысль, прошмыгнувшая мышью,
и совесть, что смылась на дно из бомонда,
и ты, как и тыщи, проснувшийся нищим,
и бонза, внедривший понятие бомжа,
Россия, свою потерявшая нишу, —
(есть тайное братство страдальцев свободы,
кто с нами прожил эти страшных три года) —
все были бомжами — от толп до вождя.
Но нет среди них моего бомжа.
1993

Исповедь «сырихи»

— Почему ты рыдаешь, «сыриха
со слезой»?
— Чай, со сцены влетела соринка.
Мисс Успех — это я, дорогой.
Я тебе расскажу о «сырихе».
Так актрисы поклонниц зовут.
Мы загадываем, как ассирийки,
судьбы их сокровенных минут.
Все продажно — в душе и в ширинке.
Бескорыстно лишь в нашем бреду
абсолютное сердце «сырихи»,
что колотится в темном ряду.
Кто в кармашек почтового ящика
сунул ландыш лесной?
Кем Мадонна была кормящая —
не сырихой ли со слезой?
Мы звезду заряжаем из кресел
у соперников на виду.
Ну, а скурвится если —
отхлестаем букетом звезду.
В эротическом сиром галопе
у подъездов, меж рыхлой пурги,
я и мужа нашла на галерке.
С ним играли в четыре руки.
И когда замолкает Рихтер.
Зал затих. И выходит фальцет.
Мы тогда начинаем, «сырихи»,
для ладоней коронный концерт.
Чтоб в ладошке, как запятая,
тайный свет полминуты не гас...
Вы такого не испытали?
Жаль мне вас.
* * *
Тайна тайна. И тихо тихо.
На галерке напряжена
затаившеюся рысихой
театральная тишина.
Гениальная женщина зала,
утомленная уровнем цен,
по дыханию понимала
гениальную женщину сцен.
Абсолютна минута немая
двух сердец, когда выключен свет, —
понимание, пониманье...
В жизни смысла иного нет.
И единственная награда —
тайный взгляд, недоступный для лож,
от которого темному ряду
передастся волшебная дрожь.
Тайный знак изможденному сердцу,
слаще кайфа на тысячу лет,
по которому следует в среду
так же взять на контроле билет...
Нас на улице, как любовниц,
не узнают, смущенье скрыв...
Трепещите, омоновцы!
«Сырихи» идут на прорыв.
Друг продаст. Позабудет родина.
Понимания не найду.
Но «сырихино» сердце сиротино
заколотится в темном ряду.
1992

Лиза омона