Собрание сочинений. Том 2

Утром вышла девчонкой из дому,
а вернулась рощею, травой.
По живому топчем, по живому —
по живой!
Вскрикнет тополь под ножом знакомо —
по живому!
По тебе, выходит, бьют патроны,
тебя травят химией в затонах,
от нее, сестра твоя и ровня,
речка извивается жаровней.
Сжалась церковь под железным ломом —
по живому,
жгут для съемок рыжую корову,
как с глазами синими солому, —
по живому!
Мучат не пейзажную картинку —
мучат человека, Катеринку.
«Лес, пусти ее хоть к маме на каникулы!»
«Ну, а вы детей моих умыкивали?
Сами режут рощу уголовно,
как под сердце жеребенку луговому —
по живому!»
Плачет мое слово по-земному,
по живому, по еще живому.
* * *
Есть холмик за оградой Востряковской,
над ним портрет в кладбищенском лесу.
Спугнувши с фотографии стрекозку,
тетрадку на могилу положу.
Шевелит ветер белыми листами,
как будто наклонившаяся ты —
не Катеринка, а уже Светлана —
мои листаешь нищие листы.
Листай же мою жизнь, не уповая
на зряшные жестяные слова...
Вдруг на минутку, где строка живая, —
ты тоже вдруг становишься жива.
И говоришь, колясь в щеку шерстинкой,
остриженная моя сестричка,
ты говоришь: «Раз поздно оживить,
скажи про жизнь, где свежесть ежевик,
отец и мама — как им с непривычки?
Где Джой прислушивается к электричке,
не верит, псина. Ждет шагов моих».
И трогаешь последнюю страничку
моей тетрадки. Кончился дневник.
* * *
Светлана Борисовна, мама Светланы,
из Джоиной шерсти мне шапку связала,
связала из горечи и из кручины,
такую ж, как дочери перед кончиной.
Нить левой сучила, а правой срезала,
того, что случилось, назад не связала...
Когда примеряла, глаза отвела.
Всего и сказала: «Не тяжела?»

Ледовый эпилог