- Да ты не кричи. Мы же по всей, по правильной форме.
Едет назад в Екатеринбург Задорнов: "Эх, эх, не сумел, не туда загнул... Никудышный из меня агитатор".
И батюшка места себе не находит: "Без ножа, чёртов сын, зарезал. Эка как взбаламутил крестьян. Видать, самого сильного к нам прислали".
КЛЯТАЯ ЛУГОВИНА
Приехал, как-то в деревню Глуховку к отцу и матери токарь Путиловского завода Прохор Знатков.
Понабежали в избу родичи и соседи:
- Ну, как там в Питере? Как поживают рабочие?
- Хорошо в Питере, - отвечает Знатков. - Дружно живут рабочие. Повыгоняли буржуев с заводов. Сами теперь хозяева. Ну, а как у вас здесь.
- И нам хорошо, - отвечают крестьяне. - Помещиков взашей. Землю нарезали. Скот нынче у каждого. Барскую луговину делить будем.
- Луговину?!
- Ну да, ту, что у речки у Березайки, что от Клятого омута по ту и другую сторону.
- Так зачем же ее делить?
- Как - зачем?! Чтобы каждому своя часть приходилась.
- Ну это вы зря, - произнёс Знатков. - Сделали бы луговину общей. Сообща бы её косили. Да и скотине так будет привольнее.
Усмехнулись крестьяне:
- "Общей"... На кой она общая! Нет, каждой травинке хозяин нужен.
Пытался приехавший говорить про завод - вот, мол, у них, у рабочих, заводы же общие.
- Ну, паря... Ты нам заводом не тычь.
Вскоре Прохор Знатков уехал. А мужики собрались и проголосовали так, как задумали: "Делить луговину - и точка".
Разделили. Но тут началось в Глуховке вдруг такое, чего и в прежние времена не случалось.
Пригонят мужики на рассвете скотину на луг. Ну, а дальше? Дальше сиди и смотри, чтобы твоя корова не зашла на чужой участок. А корова - как есть скотина. Где ей знать про крестьянское голосование. Так и норовит на надел к соседу.
Появились на лугу изгороди и межевые столбы. Пастухов развелось невидимо. Целый день крики:
- Куда пошла!..
- У, ненасытная!..
- Ванька, Вань-ка! Да уйми ты свою безрогую...
И чем дальше, тем хуже. К середине лета глуховские крестьяне все до единого перессорились между собой. В гости друг к другу не ходят. На улице не здороваются. Волками да лисами один на другого смотрят. И кто его знает, чем бы все это окончилось, да только в разгар жнивья снова приехал в родную Глуховку из Питера Прохор Знатков. Идёт он со станции полем. Рожь стоит спелая, высокая, налитым колосом к земле пригибается, осыпается рожь.
"А где же косцы? - поразился Прохор. - Может, в деревне беда какая?"
Ускорил он шаг. Вышел к реке, к луговине. Смотрит, луговина - что улей. Вооружились крестьяне кольями, вот-вот и война начнётся.
- Стойте! Сдурели вы, что ли? Стойте!
Остановились мужики, повернулись к Знаткову и вперебой:
- Да его Манька да на мой участок...
- Да его Рыжуха да мою траву...
- Да ихняя тёлка да под нашу изгородь...
- Эх, вы... - вздохнул Прохор. - "Манька. Рыжуха. Тёлка"... Да не совестно вам? Советская власть вам землю дала, скотом наделила. А вы? Тьфу! Тошно смотреть. Для этого, что ли, люди за лучшую долю бились? Для этого, спрашиваю?
Остыли мужики, разошлись по домам. И пошли по селу разговоры:
- Прав Прохор Знатков...
- Хватит волками и лисами друг на друга...
- Не для этого люди за лучшую долю бились...
- Обобщить луговину!..
В тот же день сняли мужики изгороди и межевые столбы - любо взглянуть на берег реки Березайки.
- Назад в Питер провожали Прохора всем селом. Шли огромной толпой четыре версты до самой станции.
- Молодец! - говорили крестьяне. - Сразу видать, что питерский. Одним словом - рабочий класс.
КНИЖНАЯ КОМНАТА
Хвалилась Дарья:
- Книг у нашего барина прорва. Комната целая. Библиотечный зал называется. Книги в шкафах стоят. Их там немалые тысячи. Переплётики разные. Зелёные, красные, есть голубые, есть в васильковый цвет.
- Читающий барин, выходит, у нас человек, - рассуждали крестьяне. Любитель большой до книг.
А барин в имении вовсе и не жил. Книг не читал. Весь год проводил в Петербурге. Книги стояли без всякого дела. Филька Кукулин как-то с отцом натирал полы в помещичьем доме и тоже в той комнате был. И тоже про книги потом рассказывал.
- Прорва, - соглашался он с Дарьей. - Аж до боли в глазах рябит.
И следом пошёл про книги. Даже названий запомнил несколько.
- "Дон-Кихот", - перечислял он на пальцах. - А. С. Пушкин: "Полтава", "Русские сказки"; Свифт - "Приключения Гулливера"; Диккенс - "Оливер Твист".
Потом рассказал про картинки. Мол, в книгах картинки, и тоже прорва. Смотрят на Фильку ребята с завистью.
- А про что же в тех книгах?
- Про разные разности, - ответил уклончиво Филька. Как и другие, Филька тех книг не читал.
Ходили ребята к барскому дому, глазели в окна на книги.
- Вон "Гулливер", а чуть ниже - "Полтава", - тыкал Филька пальцем в оконную раму. Показал, где стоит "Дон-Кихот", где "Русские сказки", где Диккенс - "Оливер Твист".
Прижались к окнам носами ребята.
- Эх, подержать бы хоть раз в руках!
И вот - революция. Стало господское сразу народным. Достались крестьянам и барские книги. На душу по десять штук.
"Приключения Гулливера" теперь у старухи Мавриной. А. С. Пушкин, "Полтава", у Воеводиных. "Русские сказки" у Лапиных. У деда Клюева "Дон-Кихот".