Читаем Собрание сочинений (Том 2) полностью

- Да ты не кричи. Мы же по всей, по правильной форме.

Едет назад в Екатеринбург Задорнов: "Эх, эх, не сумел, не туда загнул... Никудышный из меня агитатор".

И батюшка места себе не находит: "Без ножа, чёртов сын, зарезал. Эка как взбаламутил крестьян. Видать, самого сильного к нам прислали".

КЛЯТАЯ ЛУГОВИНА

Приехал, как-то в деревню Глуховку к отцу и матери токарь Путиловского завода Прохор Знатков.

Понабежали в избу родичи и соседи:

- Ну, как там в Питере? Как поживают рабочие?

- Хорошо в Питере, - отвечает Знатков. - Дружно живут рабочие. Повыгоняли буржуев с заводов. Сами теперь хозяева. Ну, а как у вас здесь.

- И нам хорошо, - отвечают крестьяне. - Помещиков взашей. Землю нарезали. Скот нынче у каждого. Барскую луговину делить будем.

- Луговину?!

- Ну да, ту, что у речки у Березайки, что от Клятого омута по ту и другую сторону.

- Так зачем же ее делить?

- Как - зачем?! Чтобы каждому своя часть приходилась.

- Ну это вы зря, - произнёс Знатков. - Сделали бы луговину общей. Сообща бы её косили. Да и скотине так будет привольнее.

Усмехнулись крестьяне:

- "Общей"... На кой она общая! Нет, каждой травинке хозяин нужен.

Пытался приехавший говорить про завод - вот, мол, у них, у рабочих, заводы же общие.

- Ну, паря... Ты нам заводом не тычь.

Вскоре Прохор Знатков уехал. А мужики собрались и проголосовали так, как задумали: "Делить луговину - и точка".

Разделили. Но тут началось в Глуховке вдруг такое, чего и в прежние времена не случалось.

Пригонят мужики на рассвете скотину на луг. Ну, а дальше? Дальше сиди и смотри, чтобы твоя корова не зашла на чужой участок. А корова - как есть скотина. Где ей знать про крестьянское голосование. Так и норовит на надел к соседу.

Появились на лугу изгороди и межевые столбы. Пастухов развелось невидимо. Целый день крики:

- Куда пошла!..

- У, ненасытная!..

- Ванька, Вань-ка! Да уйми ты свою безрогую...

И чем дальше, тем хуже. К середине лета глуховские крестьяне все до единого перессорились между собой. В гости друг к другу не ходят. На улице не здороваются. Волками да лисами один на другого смотрят. И кто его знает, чем бы все это окончилось, да только в разгар жнивья снова приехал в родную Глуховку из Питера Прохор Знатков. Идёт он со станции полем. Рожь стоит спелая, высокая, налитым колосом к земле пригибается, осыпается рожь.

"А где же косцы? - поразился Прохор. - Может, в деревне беда какая?"

Ускорил он шаг. Вышел к реке, к луговине. Смотрит, луговина - что улей. Вооружились крестьяне кольями, вот-вот и война начнётся.

- Стойте! Сдурели вы, что ли? Стойте!

Остановились мужики, повернулись к Знаткову и вперебой:

- Да его Манька да на мой участок...

- Да его Рыжуха да мою траву...

- Да ихняя тёлка да под нашу изгородь...

- Эх, вы... - вздохнул Прохор. - "Манька. Рыжуха. Тёлка"... Да не совестно вам? Советская власть вам землю дала, скотом наделила. А вы? Тьфу! Тошно смотреть. Для этого, что ли, люди за лучшую долю бились? Для этого, спрашиваю?

Остыли мужики, разошлись по домам. И пошли по селу разговоры:

- Прав Прохор Знатков...

- Хватит волками и лисами друг на друга...

- Не для этого люди за лучшую долю бились...

- Обобщить луговину!..

В тот же день сняли мужики изгороди и межевые столбы - любо взглянуть на берег реки Березайки.

- Назад в Питер провожали Прохора всем селом. Шли огромной толпой четыре версты до самой станции.

- Молодец! - говорили крестьяне. - Сразу видать, что питерский. Одним словом - рабочий класс.

КНИЖНАЯ КОМНАТА

Хвалилась Дарья:

- Книг у нашего барина прорва. Комната целая. Библиотечный зал называется. Книги в шкафах стоят. Их там немалые тысячи. Переплётики разные. Зелёные, красные, есть голубые, есть в васильковый цвет.

- Читающий барин, выходит, у нас человек, - рассуждали крестьяне. Любитель большой до книг.

А барин в имении вовсе и не жил. Книг не читал. Весь год проводил в Петербурге. Книги стояли без всякого дела. Филька Кукулин как-то с отцом натирал полы в помещичьем доме и тоже в той комнате был. И тоже про книги потом рассказывал.

- Прорва, - соглашался он с Дарьей. - Аж до боли в глазах рябит.

И следом пошёл про книги. Даже названий запомнил несколько.

- "Дон-Кихот", - перечислял он на пальцах. - А. С. Пушкин: "Полтава", "Русские сказки"; Свифт - "Приключения Гулливера"; Диккенс - "Оливер Твист".

Потом рассказал про картинки. Мол, в книгах картинки, и тоже прорва. Смотрят на Фильку ребята с завистью.

- А про что же в тех книгах?

- Про разные разности, - ответил уклончиво Филька. Как и другие, Филька тех книг не читал.

Ходили ребята к барскому дому, глазели в окна на книги.

- Вон "Гулливер", а чуть ниже - "Полтава", - тыкал Филька пальцем в оконную раму. Показал, где стоит "Дон-Кихот", где "Русские сказки", где Диккенс - "Оливер Твист".

Прижались к окнам носами ребята.

- Эх, подержать бы хоть раз в руках!

И вот - революция. Стало господское сразу народным. Достались крестьянам и барские книги. На душу по десять штук.

"Приключения Гулливера" теперь у старухи Мавриной. А. С. Пушкин, "Полтава", у Воеводиных. "Русские сказки" у Лапиных. У деда Клюева "Дон-Кихот".

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное