Собрание сочинений (Том 2)

Диву даётся бабка.

- Где же сёстры? - спросила бабка.

Поднялся Капка, хитро глаза прищурил.

- Где же внучки? - тревожится бабка.

Улыбается бабке Капка. Вывел мальчик старуху на улицу. К центру посёлка её ведёт. Дом двухэтажный стоит направо. Дом двухэтажный стоит налево. Глянула бабка в правую сторону. Ахнула старая: мерещится, что ли? Нютка с Марфуткой, словно с картинки, из окон на бабку смотрят.

Глянула бабка на левую сторону. Ахнула старая: мерещится, что ли? Акулька и Юлька, Глаша и Клаша бабке из окон руками машут.

Слёзы застыли в глазах у бабки.

- Господи праведный... - крестится бабка. Решает старуха: привиделся сон.

Эх ты, глупая старая бабка!

...Ходит Капка с друзьями в школу. Сёстры - в ясли и в детский сад.

КУХАРКА

Обидно Смирновой Люде - мать у неё кухарка.

Вот у Вани другое дело: был отец кочегаром - стал начальником станции. У Лёвы мама была швея, а нынче фабрикой целой ведает. И даже у лучшей подружки Зины отец не как раньше - простой рабочий, а на заводе большой начальник. А Людина мать как была, так и осталась она кухаркой. Разница только в том, что работала прежде в семье купца Изотова, а сейчас в заводской столовой.

Смотрит Люда в окно на улицу. Вот Семён за водой идёт. Весело вёдрами машет. Видный отец у Семёна теперь. На Балтийском море эсминцем командует. А был рядовым матросом. Вот прыгают девочки в классы: Иришка, Маришка и Клава. Почтальоном у Клавы работала мать, а нынче заведует почтой. Смотрит Люда - шагает Коля. Вот уж кому позавидовать можно! Папа у Коли работает где-то в Москве. Встречается часто с Лениным.

В огорчении страшном Люда. Вот какие у всех родители. У Люды же мать - кухарка.

- Да что ты! - Мать утешает девочку. - Я работу свою люблю. Людям пользу она приносит.

- Так-то так, - соглашается Люда, - а всё же...

Побывала Люда однажды в столовой. Поразилась, взглянув на маму: белый передник, белый колпак. Слева и справа стоят помощники. Вошла осторожно на кухню девочка. Плита тут огромная. Баки, кастрюли в ряд. Ножи на кухне почти метровые. Черпаки не уступят вёдрам. Словно крышки от бочек - вот какие большие сковороды. Захватило у Люды дух.

Рядом с кухней - столовая. Заглянула Люда в окно для раздачи пищи. Люди сидят, обедают.

Знают рабочие Людину маму.

Вот подошёл к окну, пригнулся, крикнул какой-то парень:

- Анна Ивановна, большое спасибо за щи! Царские нынче щи.

Подошёл пожилой рабочий:

- Ну и котлеты! Мастерица у нас Ивановна.

На окнах в столовой висят занавески. Белым и чистым покрыты столы. Любо зайти в столовую.

- Красота, - говорят рабочие. - Это Ивановна всё, Ивановна. Это она для людей старается.

Любят рабочие Людину маму, уважают. Избрали они её делегатом на Всероссийский съезд Советов в Москву, в высший орган Советской власти.

Растерялась от неожиданной чести женщина, от людского доверия к ней. Тут же при всех расплакалась.

- Что ты, что ты, Анна Ивановна!

- Доброй дороги тебе, Ивановна!

Вытерла женщина слёзы.

- Да как же я там управлюсь? Там же решать дела всего государства.

Улыбаются ей рабочие:

- Не смущайся, справишься, Анна Ивановна. Смелей поезжай, Ивановна.

Гордится Смирнова Люда. Мать у неё кухарка, а едет державой править.

ДОЛГИЕ ЛЕТА

Деревня Усатовка за Уралом, в лесах да в глуши. Два месяца до неё катилась, прежде чем докатилась, весть о Великой Октябрьской революции. Привёз её из города Екатеринбурга уральский рабочий Андрей Задорнов. Его специально послали. С первым заданием, как агитатора.

И вот повёл Задорнов среди мужиков такой рассказ-агитацию и про партию большевиков, и про Советскую власть, и про товарища Ленина, что те только стояли рты поразинув.

- Выходит, земля теперь наша?

- А как же, на то и декрет.

- А заводы - рабочим?

- Рабочим и всему государству.

- И с немцами замирятся?

- Мир всем народам - так говорит Советская власть!

- А он, Ленин, какой? Молодой или старый?

- Не молодой и не старый, в самой цветущей поре. Роста он среднего. Волос на голове мало, почти что нет. Бороду носит, да не то что у вас, не лопатой, а клинышком. Голова большая - считай, что две головы.

- Ух ты!

Понравилась мужикам агитация. Всё ясно, понятно - народная нынче власть. Спасибо товарищу Ленину.

Посовещались они и решили в честь партии большевиков и товарища Ленина отслужить церковный молебен. Обратились к батюшке.

- Вы что, подурели?! - набросился батюшка. - В честь большевиков - и молебен! Слушать вас не хочу. Прочь, прочь из собора!..

- Эй, стой, не кричи! Народная нынче власть. Давай исполняй крестьянскую волю.

Священник и так и сяк: мол, в хворости он, мол, голос осип. Не принимают увёрток крестьяне. Читай им молебен, и точка. Сдался священник.

- Всевышний, всемогущий, всевидящий... - начинает тихим голосом батюшка.

- Громче, громче! - кричат крестьяне. Стоят они, крестятся, бьют земные поклоны.

- Партии большевиков долгие лета!

- Товарищу Ленину долгие лета!

- До-о-олгие ле-е-ета!

Узнал Задорнов про молебен, схватился за голову.

- Да где это видно, - кричал на крестьян, - чтобы в церкви да и вдруг про Ленина! Что я теперь в Екатеринбурге скажу?

Разводят крестьяне руками. Батюшка кричал, этот кричит.