Собрание сочинений Том 2

Евгения Петровна тихо прошла со свечою по задним комнатам. В другой маленькой детской спала крепким сном мамка, а далее, закинув голову на спинку дивана, похрапывала полнокровная горничная. Хозяйка тем же осторожным шагом возвратилась в спальню. Вязмитинов еще не возвращался. В зале стучал медленно раскачивающийся маятник стенных часов.

Женни осторожно повернула ключ в заветной двери.

Райнер спокойно сидел на краю ванны.

— Вы можете уходить нынче ночью, — начала торопливо его спасительница, — Вот вам свеча, зеркало и ножницы: стригите ваши волосы и бороду. Ночью я вас выпущу через подъезд. Розанов будет ждать вас дома. Если услышите шаги, гасите свечу.

— Евгения Петровна! зачем вы….

— Тсс, — произнесла Женни, и ключ снова повернулся.

В одиннадцать часов возвратился Вязмитинов. Он очень удивился, застав жену в постели.

— Я очень нездорова, — отвечала, дрожа, Евгения Петровна.

— Что у тебя, лихорадка? — расспрашивал Вязмитинов, взяв ее за трепещущую руку.

— Верно, лихорадка: мне нужен покой.

— За доктором послать?

— Ах, мне покой нужен, а не доктор. Дайте же мне покою.

— Ну, бог с тобой, если ты нынче такая нервная.

— Да, я в самом деле чувствую себя очень расстроенной.

— Я тоже устал, — отвечал Вязмитинов и, поцеловав жену в лоб, ушел в свой кабинет.

Женни отослала горничную, сказав, что она разденется сама.

Наступила ночь; движение на улице совершенно стихло; часы в зале ударили два.

Женни осторожно приподнялась с кровати и, подойдя неслышными шагами к дверям, внимательно слушала: везде было тихо. Из кабинета не доходило ни звука, повсюду темнота.

— Пора! — шепнула Женни, отворив дверь Райнеровой темницы.

Райнера невозможно было узнать. Ни его прекрасных волос, ни усов, ни бороды не было и следа. Неровно и клочковато, но весьма коротко, он снес с своей головы всю растительность.

— Скорей и тише, — шепнула Женни.

Райнер вышел по мягкому ковру за драпировку.

— Вы губите себя, — шептал он.

— Вы здесь губите меня более, чем когда вы уйдете, — так же тихо отвечала, оглядываясь, Женни.

— Я никогда не прощу себе, что послушался вас сначала.

— Тсс! — произнесла Жени.

— Для кого и для чего вы так рискуете? Боже мой!

— Я так хочу… для вас самих… для Лизы. Тсс! — опять произнесла она, держа одною рукою свечу, а другою холодную руку Райнера.

Все было тихо, но Женни оставила Райнера и, подойдя к двери детской, отскочила в испуге: свеча ходенем заходила у нее в руке.

С той стороны двери в эту же щель створа глядел на нее строгий глаз Абрамовны.

— Зачем ты, зачем ты здесь, няня! — нервно шептала, глотая слова, Женни. — Спи, иди спи!

Абрамовна отворила дверь, перешагнула в спальню и, посмотрев на Райнера, повертела свою головную повязку.

— Я тебе расскажу, все расскажу после, — пролепетала Женни и, быстро вскочив, взяла Райнера за руку.

— Куда? страмовщица: опомнись! — остановила ее старуха. — Только того и надо, чтобы на лестнице кто-нибудь встретил.

Старуха вырвала у Евгении Петровны свечу, махнула головою Райнеру и тихо вышла с ним из залы.

Женни осталась словно окаменелая; даже сильно бившееся до сих пор сердце ее не стучало.

Легкий звон ключа сказал ей, что няня с Райнером прошли залу и вышли на лестницу.

Женни вздрогнула и опять упала на колени.

Абрамовна с Райнером так же тихо и неслышно дошли по лестнице до дверей парадного подъезда. Старуха отперла своим ключом дверь и, толкнув Райнера на улицу, закричала пронзительным старушечьим криком:

— Если не застанешь нашего доктора, беги к другому, да скорее беги-то, скорее; скажи, очень, мол, худо.

Райнер побежал бегом.

— Да ты бери извозчика! — крикнула вдогонку старуха и захлопнула двери.

Райнер взял первого извозчика и, виляя на нем из переулка в переулок, благополучно доехал до розановской квартиры.

Доктор ждал гостя. Он не обременял его никакими вопросами, помог ему хорошенько обриться; на счастье, Розанов умел стричь, он наскоро поправил Райнерову стрижку, дал ему теплые сапоги, шапку, немного белья и выпроводил на улицу часа за полтора до рассвета.

— Боже! за что я всех вас подвергаю такому риску, я, одинокий, никому не нужный человек, — говорил Райнер.

— Вы уходите скорей и подальше: это всего нужнее. Теперь уж раздумывать нечего, — отвечал Розанов.

Когда послышался щелк ключа в двери, которую запирала няня, Евгения Петровна вскочила с колен и остановилась перед поднятыми занавесками драпировки.

Старуха вошла в спальню, строгая и суровая.

— Няня! — позвала ее Евгения Петровна.

— Ну!

Евгения Петровна заплакала.

— Перестань, — сказала старуха.

— Ты… не думай, няня… Я клянусь тебе детьми, отцом клянусь, я ничего…

— Ложись, говорю тебе. Будто я не знаю, что ли, глупая ты!

Старуха поправила лампаду, вздохнула и пошла в свою комнату.

Райнера не стало в Петербурге.

Глава восемнадцатая

Землетрясение

Четвертые сутки Лизе не удалось просидеть в своей комнате.

Белоярцев в этот день не обедал дома и прискакал только в шесть часов. Он вошел, придавая своему лицу самый встревоженный и озабоченный вид.

— Все дома? — спросил он, пробегая в свою комнату.

— Все, — лениво ответила Бертольди.

— А Бахарева? — спросил он, снова выбежав в залу.