Собрание сочинений. Том 1

Поскольку мы уже занялись юридическими учреждениями, рассмотрим дело несколько ближе для полноты обзора правового состояния Англии. Как известно, английский уголовный кодекс — самый строгий в Европе. Ещё в 1810 г. он нисколько не уступал в варварстве Каролине^[207]: сожжение, колесование, четвертование, вырывание внутренностей из живого тела и т. д. были излюбленными видами наказания. Правда, с тех пор самые возмутительные мерзости были отменены, но в уложении о наказаниях всё ещё сохранилась нетронутой масса дикостей и гнусностей. Смертная казнь полагается за семь видов преступлений (убийство, государственная измена, изнасилование, содомия, кража со взломом, грабёж с насилием, поджог с целью убийства), да и этими рамками смертная казнь, ранее гораздо более распространённая, была ограничена только в 1837 году. Но кроме смертной казни английский уголовный закон знает ещё два изысканно варварских вида наказания: ссылку на каторгу, где доводят до озверения при помощи общества людей, и одиночное заключение, где доводят до озверения при помощи одиночества. Трудно придумать более жестокие и гнусные наказания, чем эти два наказания, которые с систематической последовательностью губят жертву закона физически, духовно и морально и доводят её до скотоподобного состояния. Сосланный преступник попадает в такую бездну деморализации, отвратительного скотства, что человек с наилучшими задатками должен пасть там в течение шести месяцев; у кого станет охоты читать отчёты очевидцев о Новом Южном Уэльсе или острове Норфолк, согласится со мной, что всё сказанное выше далеко ещё не отражает действительности. Находящийся в одиночном заключении доводится до безумия; образцовой тюрьме в Лондоне уже после трёхмесячного существования пришлось передать в Бедлам трёх помешавшихся, не говоря уже о религиозном помешательстве, которое обычно ещё сходит за нормальное состояние.

Уголовные законы против политических преступлений составлены почти точно в тех же выражениях, как прусские; особенно «подстрекательство к недовольству» (exciting discontent) и «мятежные речи» (seditious language) даются в той же неопределённой редакции, которая оставляет судье и присяжным такой широкий простор. И здесь наказания строже, чем в других случаях, ссылка на каторгу — главный вид наказания.

Если эти строгие наказания и эта неопределённость понятия политического преступления на практике не приводят к таким результатам, которых следовало бы ожидать, судя по закону, то это, с одной стороны, недостаток самого закона, который настолько запутан и неясен, что ловкий адвокат всегда найдёт лазейки в пользу обвиняемого. Английский закон — это или обычное право (common law), т. е. неписаное право, как оно существовало в то время, когда начали собирать статуты, и позже, когда оно было сведено воедино юридическими авторитетами, — естественно, что это право в главнейших своих статьях неопределённо и сомнительно, — или статутное право (statute law), состоящее из бесконечного ряда отдельных парламентских актов, которые собирались в течение пятисот лет, которые взаимно друг другу противоречат и ставят на место «правового состояния» совершенно бесправное состояние. Адвокат здесь всё; кто достаточно основательно потратил своё время на эту юридическую путаницу, на этот хаос противоречий, тот в английском суде всемогущ. Неопределённость закона повела, естественно, к вере в авторитет решений прежних судей в аналогичных случаях; этим она только усиливается, ибо эти решения точно так же взаимно противоречат друг другу, и результат следствия зависит опять-таки от начитанности и находчивости адвоката. С другой стороны, малая значимость английского уголовного закона есть опять-таки лишь результат милости и т. д., результат уступок общественному мнению, считаться с которым правительство по закону вовсе не обязано; а что законодательная власть вовсе не расположена изменять существующий порядок, это показывает яростная оппозиция против всяких законодательных реформ. Но не следует никогда забывать, что господствует собственность и что поэтому такая милость оказывается лишь по отношению к «респектабельным» преступникам; на бедняка, на пария, на пролетария падает вся тяжесть узаконенного варварства, а до этого никому и дела нет.