— Я его приму сегодня. Пусть потерпит, черт подери!
— Через десять минут, слышите? Сейчас я никого не могу принять.
Он еще не договорил и вдруг заметил, что через приемную идет Белен д’Оршер. Быстро шагнув ему навстречу, Ругон втащил его за руку в кабинет и закричал:
— Ну входите же, дорогой друг! Вы только что приехали, вам не пришлось ждать? Что нового?
Дверь закрылась при оторопелом молчании приемной. Ругон и Белен д’Оршер вели вполголоса беседу у окна. Судья, недавно назначенный первым председателем парижского суда, надеялся на пост министра юстиции, но император, которого прощупывали на этот предмет, оставался непроницаем.
— Хорошо, хорошо, — сказал Ругон уже громко. — Отличное известие. Я все сделаю, обещаю вам.
Он проводил его через свои личные комнаты. Вновь появился Мерль и доложил:
— Господин Ла Рукет.
— Нет, нет, я занят; он мне надоел! — сказал Ругон, энергическим жестом приказывая курьеру закрыть дверь.
Ла Рукет отлично все слышал. Тем не менее, улыбаясь и протягивая руку, он проник в кабинет.
— Как поживаете, ваше превосходительство? Меня послала сестра. Вчера в Тюильри у вас был усталый вид. Вы знаете, в следующий понедельник на половине императрицы будут играть «пословицы». У моей сестры есть роль. Комбело уже придумал костюмы. Вы придете, не правда ли?
Он просидел целых четверть часа; мягкий, приветливый, он лебезил перед Ругоном, величая его то «ваше превосходительство», то «дорогой учитель». Потом рассказал несколько анекдотов из быта маленьких театров, похвалил одну танцовщицу и попросил замолвить за него словцо владельцу табачной фабрики, чтобы получать хорошие сигары. И под конец, шутки ради, рассказал ужасающую сплетню о де Марси.
— Все-таки он очень мил, — объявил Ругон, когда молодой депутат вышел. — Я сейчас пойду и освежу себе лицо водой. У меня горят щеки.
Он исчез за портьерой. Послышались сильные всплески воды. Он фыркал, пыхтел. Тем временем д’Эскорайль, окончив разборку писем, вынул из кармана пилку с черепаховой ручкой и стал внимательно отделывать ногти. Бежюэн и полковник, разглядывая потолок, так глубоко погрузились в кресла, что, казалось, им никогда оттуда не выбраться. Кан рылся в куче газет, лежавших рядом на столике; он листал их, читал заголовки и отодвигал в сторону. Наконец он встал.
— Вы уходите? — спросил Ругон, появившись из-за портьеры и вытирая лицо полотенцем.
— Да, — ответил Кан. — Газеты я просмотрел; мне пора.
Ругон попросил его задержаться. Он тоже отвел его в сторону и объявил, что на следующей неделе непременно съездит в Де-Севр на открытие постройки железной дороги из Ниора в Анжер. Ехать туда его заставляли разные причины. Кан просиял. В первых числах марта он наконец получил концессию. Теперь надо, было начинать дело, и он понимал, какую торжественность придаст присутствие министра церемонии открытия, разработанной им в подробностях.
— Значит, решено; я рассчитываю на вас — вы сделаете у нас первый взрыв, — сказал он, уходя.
Ругон опять уселся за стол. Он заглянул в список просителей. За дверью в приемной ожидание все нарастало.
— У меня остается не более четверти часа, — пробормотал он. — Ну, приму, кого успею.
Он позвонил и сказал Мерлю:
— Попросите господина префекта Соммы.
Но, заглянув еще раз в список, тут же спохватился: — Постойте, неужели здесь господин и г-жа Шарбоннель? Пусть войдут.
— Надо было передать вашу визитную карточку, — сказал Ругон. — Мерль вас знает.
Они забормотали что-то, все повторяя «ваше превосходительство», но он не дал им кончить и весело закричал:
— Победа! Государственный совет вынес решение. Мы одолели нашего страшного епископа.
Старая женщина так взволновалась, что принуждена была сесть. Муж оперся на спинку кресла.
— Я узнал это вчера вечером, но мне хотелось самому сообщить вам приятную новость, и поэтому я попросил вас приехать сегодня. Каково? Неплохо ведь, когда с неба на вас сваливаются пятьсот тысяч франков!
Он шутил, его радовали их растерянные лица. Наконец г-жа Шарбоннель вымолвила робким голосом:
— Это уж окончательно? Наверняка? Процесс не возобновится снова?
— Нет, нет, будьте покойны. Наследство ваше.