Собрание сочинений. Т.4.

Фания встала с дивана и, ничего не сказав, ушла в спальню. Маленькая Дзидра спала глубоким сном. Одна ручонка была закинута за голову, другая прижимала к груди куклу. Глядя на ребенка, Фания представила себе других детей, которые доверчиво возились в песке у ног Индулиса. Мурашки пробежали у нее по спине.

— Куда его теперь положить? Ведь он постель опоганит. Ах, пускай куда хотят, туда и кладут. Не буду я ухаживать за убийцей.

Но мадам Атауга сама позаботилась о своем сыночке. Там же, в столовой, она накрыла чистой простыней диван, принесла с отцовской кровати одеяло и подушки, взбила их, огладила заботливой рукой и пожелала покойной ночи.

— И чего ты, Джек, киснешь здесь?.. — сказал Индулис, когда мать вышла из комнаты. — Я тебе подыщу приличное дело. Управляющий домом, ха-ха… в нынешние времена этим семью не прокормишь. Поступай ко мне в группу. Поедем в Латгалию стрелять жидов. Имущество будем делить поровну. Обеспечишь семью на много лет.

— Я не умею стрелять, Индул, — испугался Бунте. — И неизвестно, как еще Фания на это посмотрит.

— Эх ты! Сидишь под башмаком у жены и пикнуть не смеешь. А твоя Фания — гусыня. Не стоит с вами тратить слов. Мне нужны крепкие ребята… такие, у которых рука не дрогнет… которые не морщатся от каждого пустяка. Думаешь, таких не хватает? Сколько угодно, Джеки, и все парни на эф-эф [7]. Пошел вон, ты мне надоел. Ни на что ты не годишься!..

Глава пятая

1

В конце июня на хуторе Лиепини начался сенокос. Старый Лиепинь сам сел на сенокосилку и объехал крупные участки. Приречные луга и мелкие клочки они вдвоем со старичком рабочим выкосили по утрам — пока трава еще в росе — косами.

Как ни велика была нужда в рабочих руках, мамаша Лиепинь не пускала работать Эллу.

— Надо беречься, Элла, — то и дело напоминала она. — Какой-нибудь пустяк — и беда случится. Тебе ни тяжелого поднимать нельзя, ни нагибаться. Посиди лучше дома, хватит с тебя, если обед нам сготовишь.

С акушеркой уговорились на всякий случай, что та не будет пока отлучаться далеко от дома.

— Неужели Петер так и не приедет на это время? — рассуждала мамаша Лиепинь. — Вместе как-то спокойнее. И чего ему сидеть в этой Риге? Бросал бы все и ехал в деревню помогать тестю. Зимой как еще пригодится каждый кусочек масла. Будто мы не знаем, каково в военное время с продовольствием.

Старый Лиепинь тоже считал, что зять мог бы догадаться приехать в такую горячую пору. Неужели в Риге без него не обойдутся? Говорят, там сейчас и работы настоящей нет. Один проезжий передавал, что у рижских мостов идут бои: рабочегвардейцы с красноармейцами заняли позиции на набережной Даугавы и не дают немцам перейти реку. Сколько времени они продержатся? Все равно ведь придется отступать, а многим это будет стоить жизни.

Однажды у Лиепиней заночевал один рижанин. Он сам дрался у мостов, был ранен осколком мины в плечо, и товарищи услали его в тыл. Петера Спаре он своими глазами видел среди рабочегвардейцев.

— Они будут держаться до последнего.

— Ах, безрассудный какой! Ах, беда-беда! — разахалась мамаша Лиепинь. — Доиграется когда-нибудь, доиграется он… Совсем забыл про жену. Семейный человек, а что делает.

Утром рижанин отправился дальше, а через два дня до Лиепиней докатились слухи, что Рига занята немцами. Теперь в любой момент можно было ждать, что они заявятся и сюда.

— Если Петер и теперь не приедет, значит — нет его и в живых, — повторяла мамаша Лиепинь. — Иначе все бы заехал проститься.

Петер не появлялся. Вскоре через волость прошла немецкая войсковая часть. Старики Лиепини рассудили, что пора подумать и о будущем. Как хорошо, что они при большевиках не испортили отношений с Лиепниеками и прочими волостными богатеями.

— Надо бы почаще видеться с соседями, — сказала мамаша Лиепинь. — Ты бы, отец, зашел вечерком к Лиепниекам. Потолкуй, разузнай, как они дальше жить думают. Кто его знает, может и Зиемель вернулся из лесу. Надо показаться людям, пускай видят, что мы с ними заодно. Зять этот наш был, да сплыл. Отняли же мы у него дочь, как только увидели, что Петер собирается воевать с немцами. Считай, что они разведенные с первых же дней войны. Нам за него отвечать не придется.

— Мы что, — согласился Лиепинь. — Не мы его растили, не мы от него пользу видели.

— Только Элле жизнь исковеркал. Что ему теперь! Сам пропал, а мы — воспитывай его ребенка. И придется.

В конце концов решили, что все устраивается как нельзя лучше: все равно семейная жизнь у Эллы вкривь и вкось шла. Теперь, когда Петера больше нет, можно подумать о будущем. Женихов еще хватает. К примеру, сын Лиепниека, — он ведь когда-то всерьез заглядывался на Эллу. Не забреди этот коммунист, какая бы пара вышла! Но, как говорится, старая любовь не ржавеет, ничего еще не потеряно. Вот только ребенок… Конечно, без него бы лучше, но разве мало молодых женщин получают и при куче детей хорошего мужа, если они лицом недурны и за душой кое-что имеют!

— Сходи, сходи, старик, к Лиепниекам.