Таковы главные факты, которые мы вкратце обрисовали. Нет нужды вдаваться в подробности, я просто хочу вывести следующее заключение: для того чтобы установилась республика, она должна быть логическим результатом определенных обстоятельств, а не произвольным требованием какой-нибудь политической партии. В глазах многих республиканцев республика облечена божественным правом; только одно правление законно — правление всех; возможна лишь одна верховная власть — власть народа. Конечно, это мое собственное мнение. Но ведь мы тут вступаем в область чистейшей абстракции. Так может рассуждать только математик, потому что у цифр нет своей воли. А попробуйте-ка применить теоретическую формулу республики к народу, — тотчас все разладится. Ведь вы тут вводите новый элемент — человека, ужасный элемент, который не подчиняется, как цифры, математическим выкладкам, и способен на резкие скачки и капризы. Народ не втиснешь в уравнение. Посмотрите на Францию 1789 года. За плечами у нее было несколько столетий монархии, у людей выработались определенные привычки и обычаи, образ мыслей, образ жизни, характерные для тогдашнего французского общества. Национальные черты, среда, установления способствуют постепенному формированию народа, создают его дух, придают ему на долгое время свой отпечаток. И что же получается? Как ни хотели силой преобразовать Францию 1789 года, она опять стала монархической, хотя и пережила одно из самых ужасных потрясений, когда-либо выпадавших на долю государства. Разумеется, старый мир не мог воскреснуть, начался новый век, велики были завоевания свободы. Но Наполеоновская империя заставила всех склонить голову, а затем Реставрация стала наверстывать потерянное. Произошло это просто потому, что люди, которых так долго, веками, гнула по-своему монархия, не могли сразу приноровиться к республике, несмотря на всю силу революционного натиска. Фанатики, сектанты, все, кто повинуется своей экзальтированной вере и торопится вступить в идеальное государство, о котором они мечтают, знают, что делают, требуя отрубить сто тысяч голов и править с помощью террора. Подчинить своему господству людскую массу они могут лишь путем грубого насилия, им надо подавить в человеке то, что отложило в нем прошлое, уничтожить путем кровопускания все, что национальность, среда и установления внесли в его душу. Напрасная, кстати сказать, надежда. Еще не было примера, чтобы так вот сразу преобразилась целая нация. Стекала кровь с наших эшафотов, а из кровавых брызг поднялся Наполеон, который пришел в свой час, чтобы остановить ход революции и захватить власть. Произошли еще две революции, но ни та, ни другая не могли установить республику: одна привела к Июльской монархии, а другая — ко Второй империи. Этому может быть лишь одно объяснение, и его легко дать, исходя из исторической действительности; социальная и историческая обстановка не вела с неизбежностью к республике, людская масса во Франции еще не была готова к республиканскому строю. Зато взгляните на нынешние события: то, чего не мог сделать террор, ныне осуществляет постепенная эволюция в умах. Допустим, что устрашающая встряска, которую революция произвела в старом французском обществе, была необходима, чтобы перепахать поле, где предстояло вырасти новому обществу. Но как долго потом пришлось ухаживать за всходами и ростками, чтобы это новое общество созрело! Вот где сущность истории нашей страны за восемьдесят лет. Мы видим в ее анналах, как все больше дискредитировали себя династии при каждой их попытке восстановить старый режим; и вот старшая ветвь королевского дома сломалась, младшая ветвь не смогла принести цветов, империю изгнало второе вражеское нашествие. А за это время народ научился ценить свободу, шла потаенная и непрестанная работа, направлявшая страну к республиканскому строю, и, как это всегда бывает, когда историческая сила дает толчок движению нации, малейшие инциденты и даже такие события, которые, как будто должны были остановить это движение, вскоре вызвали стремительный рывок вперед. Словом, когда обстоятельства требуют республики, она уже бывает основана.