Собрание сочинений. Т.24. Из сборников:«Что мне ненавистно» и «Экспериментальный роман»

Однако я не дерзнул бы забираться в дебри политики, если бы мне не нужно было разобраться в одном, по-моему, весьма важном вопросе. Я решил выяснить, хорошо или плохо уживаются друг с другом республика и литература: я имею в виду нашу теперешнюю литературу, то широкое натуралистическое, или, если угодно, позитивистское направление, начало которому положил Бальзак. Уже давно я хочу это сделать и все не решаюсь, настолько жгучим кажется мне вопрос. Да и за последние восемь лет в политике стоял такой оглушительный шум, так быстро возникали всяческие осложнения, что исследователю трудно было бы предпринять серьезное изучение и, главное, прийти к разумным выводам. Но теперь, хотя шум все не прекращается, инкубационный период кончился и республика существует на деле. Она действует, и можно судить о ней по ее действиям. Следовательно, настало время сопоставить республику и литературу, посмотреть, что последняя может ждать от первой, установить, кого — друзей или противников — мы, аналитики, анатомы, собиратели человеческих документов, ученые, признающие только авторитет фактов, найдем в нынешних республиканцах. Решить этот вопрос чрезвычайно важно. По-моему, с ним связано само существование республики. Будет или не будет она жить, зависит от того, примет ли она или отвергнет наш метод. Республика пойдет по пути натурализма, или ее не станет.

Итак, я намерен исследовать политический момент в его соотношении с литературой. И мне неизбежно придется, больше, чем я того хотел бы, судить тут о людях, которые управляют нами. Но, повторяю, в мои намерения не входит выражать свое мнение о судьбах Франции, прибавляя его к путанице чужих мнений. Я исхожу из того, что республика существует, и я, писатель, хочу просто-напросто рассмотреть, как республика ведет себя по отношению к писателям.

Но прежде всего нужно вспомнить, каким образом во Франции была основана республика. Это более чем характерно. Не вдаваясь в подробности чрезвычайно сложного и смутного времени, каким были последние восемь лет в истории нашей страны, можно без труда установить тут главные линии. Во-первых, крушение Второй империи, вызванное тем, что подгнили непрочные устои, поддерживавшие этот режим; вообразите богатую декорацию, разукрашенную пурпуром и позолотой, но воздвигнутую на тоненьких, кое-как вбитых и источенных червями подпорках, которые от сильного толчка должны были обратиться в прах; война 1870 года послужила таким толчком, и совершенно логично было, что Вторая империя рухнула в пору наивысшей своей пышности. Затем, после наших бедствий, — Национальное собрание в Бордо и попытка установления законной власти. Я был в Бордо, я видел, как сколачивалось в Собрании монархическое большинство, как там пожимали плечами, едва речь заходила о республике; это большинство мнило себя сильным, всемогущим, воображало, что стоит ему провалить голосование, и монархия восстановится. Оно без опаски приняло избрание Тьера президентом, ибо уверено было, что останется хозяином положения во Франции. Однако на другой же день произошло разграничение партий. Если республиканцы оставались в меньшинстве, то монархисты разделились, когда уточнили свои стремления: среди них оказались легитимисты, орлеанисты, бонапартисты; как только произошел раскол, ни одна из этих партий уже не могла претендовать на господство. Тут основная причина их бессилия что-нибудь основать. Позднее, в Версале, — долгие интриги, парламентская борьба. Г-н Тьер с буржуазной хитрецой сказал, что Франция достанется самым благоразумным. В сущности, он уже предвидел, что в конце концов восторжествует республика, понимал, что три претендента на трон уничтожат друг друга. Трагедия Коммуны и жестокие репрессии, последовавшие за ней, упрочили положение республиканского правительства, а не пошатнули его. Республике угрожала серьезнейшая опасность, — говорили, что вот-вот произойдет примирение между представителями двух ветвей французского королевского дома и слияние партии легитимистов с орлеанистами. Наконец разразился кризис 24 мая: свержение Тьера и триумф монархистов. Можно было подумать, что республика погибла. Генрих V уже готовился вступить в Париж, [22]уже были заказаны парадные экипажи. И вдруг во время голосования в партии роялистов произошел раскол при рассмотрении вопроса о белом знамени. Республика одержала верх большинством в один голос.