Собрание сочинений. т.2.

Но молодая женщина уже успела выбить кулаком стекло, глубоко порезав себе при этом пальцы. Она схватила первый попавшийся флакон. Одним прыжком муж очутился возле нее и с силой сжал ей кисти рук, не давая поднести флакон ко рту. Он почувствовал, как теплая кровь из ее порезов смачивает ему пальцы.

— Я скорей переломаю тебе кости, чем позволю выпить, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты жила.

Мадлена прямо взглянула ему в лицо.

— Ты хорошо знаешь, что это невозможно, — ответила она.

Рванувшись несколько раз, чтобы высвободить руки, она продолжала молча бороться. Но муж крепко держал их;задыхаясь, он повторял:

— Отдай мне флакон, отдай флакон!..

— Ну, довольно, — охрипшим голосом проговорила молодая женщина, — хватит ребячества. Пусти меня!

Он не ответил. Он старался один за одним разогнуть ей пальцы, чтобы вырвать у нее склянку. Его руки были красны от крови, сочившейся из порезов Мадлены. Чувствуя, что ее силы иссякают, Мадлена решилась на последнее средство.

— Значит, все, что я сказала, не убедило тебя в необходимости моей смерти и в том, что отказывать мне в ней — жестоко?

Он снова промолчал.

— Видно, ты забыл ту комнату в гостинице, где я жила с моим любовником, — продолжала она с силой, — забыл стол, на котором я написала «люблю Жака», и те голубые занавески, что я отодвигала в душные летние ночи?

При имени Жака он вздрогнул, но только с еще большим ожесточением вцепился в флакон, стараясь вырвать его. Тогда молодая женщина вышла из себя.

— Тем хуже! — крикнула она. — Я хотела тебя избавить от последнего потрясения, по ты заставляешь меня быть беспощадной… Утром я солгала, я ничего не забыла дома; я осталась в Париже, чтобы пойти к Жаку. Я хотела навсегда убрать его с нашего пути, а вместо того отдалась ему, как распутная девка… Слышишь ты, Гийом, я была в объятиях Жака!

Ошеломленный этим грубым признанием, Гийом выпустил наконец пальцы Мадлены. Его руки бессильно опустились; уставясь тупым взглядом на жену, он медленно отступал.

— Ага, вот видишь, — сказала она со странно-торжествующей улыбкой, — теперь ты согласен на мою смерть.

Гийом все пятился. Упершись в стену, он прислонился к ней, не переставая оторопело глядеть на Мадлену. Томящее ожидание заставило его вытянуть шею в ее сторону, чтобы не пропустить ни одного ее движения. Она высоко подняла флакон и показала ему.

— Сейчас я выпью, Гийом, — проговорила она. — Не правда ли, ты позволяешь?

Он оставался нем, глаза его вылезли из орбит, зубы громко стучали. Понемногу он как бы весь съеживался, словно собирался обратиться в бегство, — сжимался в комочек перед лицом предстоявшего ему страшного зрелища, от которого не мог отвратить взора.

Тогда Мадлена не спеша поднесла склянку ко рту и одним духом осушила ее. Глотая, она не спускала глаз с мужа. Действие яда, принятого в такой громадной дозе, было молниеносно. Широко раскрыв руки, она повернулась кругом себя и рухнула лицом вниз. На полу ее тело свело судорогой. Огромный узел рыжих волос упал и рассыпался по паркету, подобный луже крови.

Гийом не упустил ни одной подробности этой быстрой сцены. По мере того как его жена осушала флакон, он опускался все ниже. Теперь он сидел на корточках, опираясь о стену. Когда Мадлена, словно свинцовая масса, глухо стукнулась об пол, под ним дрогнул паркет, и ему показалось, будто отзвук ее падения, поколебав его мозг, раскроил ему череп. Несколько секунд он глядел на труп издали, промеж ножек стола. Потом закатился душераздирающим хохотом, разом вскочил на ноги и пустился в пляс по лаборатории, отбивая такт окровавленными ладонями и с взрывами истерического веселья глядя на покрывавшие их красные пятна. Так он несколько раз проскакал вокруг комнаты, наступая на валявшиеся осколки, выбрасывая на середину пола груды мусора. Наконец, как в детской игре, держа ноги вместе, он принялся перепрыгивать через тело жены. Должно быть, эта забава показалась ему очень смешной, потому что он захохотал еще громче.

В эту минуту в дверях показалась Женевьева. Неподвижная, непреклонная, как рок, она внимательно оглядела с порога эту большую, мрачную, дышащую зловонием комнату с кучами сора по углам, освещенную единственной, едва разгонявшей потемки свечой. Увидав распростертый на полу труп, словно раздавленный ногами сумасшедшего, который хохотал, выплясывая в дымном мраке какой-то сатанинский танец, она выпрямилась во весь свой рост и жестким голосом произнесла:

— Бог-отец не простил.

КОММЕНТАРИИ

МАРСЕЛЬСКИЕ ТАЙНЫ