Собрание сочинений. Т. 16. Доктор Паскаль

Но именно этого слова Паскаль не хотел написать. Все уладится, Максим свыкнется с сестрой, раз они решились принести жертву, надо довести дело до конца. Достаточно одной строчки, написанной им в минуту слабости, и весь смысл сделанного усилия будет сведен на нет, несчастье начнется снова. Для ответа Клотильде Паскалю приходилось призывать всю свою стойкость. Во время мучительных, бессонных ночей он боролся с собой, отчаянно звал ее, вскакивал, чтобы ей написать, немедленно вызвать ее телеграммой, по днем, после того как лихорадочное возбуждение разрешалось слезами, ответ получался всегда очень короткий, почти холодный. Паскаль следил за каждой фразой и переписывал письмо, если ему казалось, что он выдал себя. Но какой мукой были для него эти ужасные письма, короткие, бесстрастные, в которых он превозмогал свое чувство только для того, чтобы оттолкнуть ее, принять всю вину на себя и внушить ей, что она вправе его забыть, если и он ее забыл! После этих писем он был весь в поту, обессиленный, как будто совершил трудный, нечеловеческий подвиг.

Стояли последние дни октября, прошел месяц с отъезда Клотильды, и вдруг однажды утром у Паскаля началось резкое удушье. Уже не раз у него бывала легкая одышка, которую он относил за счет переутомления. Теперь симптомы были настолько ясны, что он не мог больше обманываться: острая боль — сперва в области сердца, затем во всей груди и левой руке, обильный холодный пот, подавленность, смертельная тоска. Это был приступ грудной жабы. Он длился не более минуты, и Паскаль сначала скорее удивился, чем испугался. Как и все врачи, он был слеп в отношении собственного здоровья и никогда не задумывался над тем, что у него тоже может быть болезнь сердца.

Едва он успел прийти в себя, как вошла Мартина, доложившая, что доктор Рамон ждет внизу и настойчиво просит его принять. И, вероятно, уступая бессознательной потребности узнать правду, Паскаль воскликнул:

— Ну что ж, пусть поднимется, если ему хочется, я буду рад!

Мужчины обнялись, но не сказали ни слова об отсутствующей, о той, чей отъезд оставил в доме такую пустоту, — только обменялись крепким и скорбным рукопожатием.

— Угадайте, зачем я к вам зашел? — вскричал, входя, Рамон. — По поводу денег. Мой тесть, господин Левек, известный вам стряпчий, рассказал мне не далее как вчера о суммах, которые вы доверили конторе нотариуса Грангийо. Он очень советует вам заняться этим делом, потому что, по его словам, некоторым кредиторам удалось получить обратно свои вклады.

— Да, я знаю, вопрос улаживается, — сказал Паскаль. — Мартина даже получила как будто двести франков.

Рамон очень удивился.

— Как Мартина? И без вашего участия? Ну как же, согласны ли вы уполномочить моего тестя заняться этим делом? Он все выяснит, ведь у вас нет ни времени, ни интереса к таким вещам.

— Конечно, я уполномочиваю господина Левека, передайте ему мою глубокую благодарность.

Покончив с этим делом, молодой человек заметил бледность Паскаля и стал расспрашивать, что с ним. Улыбаясь, Паскаль ответил:

— Представьте, мой друг, у меня только что был приступ грудной жабы… Нет, это не мое воображение, налицо все симптомы… Постойте, уж если вы пришли, вы меня и выслушаете.

Сначала Рамон отказался, пытаясь обратить разговор в шутку. Разве такой новичок, как он, смеет ставить диагноз ветерану науки? Тем не менее он внимательно всмотрелся в Паскаля, нашел, что у него осунувшееся, изменившееся лицо, до странности пристальный взгляд. Затем он решил тщательно освидетельствовать его и долго выслушивал, прильнув ухом к груди. Прошло несколько минут в глубоком молчании.

— Ну как? — спросил Паскаль, когда молодой врач выпрямился.

Тот ответил не сразу. Рамон чувствовал на себе взгляд учителя и не отвел глаз; на прямой, мужественный вопрос он ответил просто:

— Да, правда, полагаю, что у вас склероз сердца.

— Спасибо, что не солгали мне, — произнес доктор. — А я боялся, что вы мне солжете, и это огорчило бы меня.

Рамон снова принялся его выслушивать, говоря вполголоса:

— Да, сердце пульсирует сильно, первый удар глухой, зато следующий, напротив, очень резкий… Чувствуется, что сердце опущено и смещено влево… Налицо склероз, по крайней мере, это вполне вероятно. Но со склерозом живут двадцать лет, — добавил он, снова вставая.

— Бывает, конечно, — заметил Паскаль, — если человек не умирает сразу, на месте.

Они поговорили еще, дивясь необычному случаю склероза сердца, который им пришлось наблюдать в плассанской больнице. Уходя, молодой врач объявил, что снова придет, когда получше разузнает о деле Грангийо.