Собрание сочинений. Т.13.

Жак посмотрел на небо; оно было затянуто предгрозовой пеленою, скрывавшей звезды. Да, ночь, верно, будет очень темная! Знойный воздух был неподвижен, и встречный ветер, возникавший на ходу и обычно освежавший лицо, казался в тот вечер горячим. На черном горизонте не видно было огней, только яркими искорками вспыхивали сигналы. Впереди уже начинался крутой подъем, тянувшийся от Арфлера до самого Сен-Ромена, и Жак увеличил давление пара в котле. Он уже несколько недель пытался приноровиться к особенностям своей новой машины, но еще не мог похвастаться тем, что полностью обуздал ее: она и до сих пор была капризна и непослушна, точно молодая кобылица. А в ту ночь она вела себя особенно строптиво и своенравно, казалось, подбрось только несколько липших кусков угля — и она понесет! Вот почему, не снимая руки с маховика, регулирующего перемену хода, Жак не сводил глаз с топки — поведение Пеке не на шутку тревожило его. Маленькая лампочка, укрепленная возле водомерной трубки, оставляла в полумраке площадку паровоза, а раскаленная докрасна дверца топки отбрасывала вокруг фиолетовые блики. Жак едва различал Пеке, но дважды ему почудилось, будто кочегар осторожно ощупывает его икры пальцами, словно намереваясь вцепиться в них. Впрочем, пустяки, верно, тот просто спьяну задел его! До машиниста сквозь шум доносилось громкое и злобное хихиканье кочегара, который тяжелыми ударами молота яростно разбивал уголь и упорно воевал с лопатой. Пеке то и дело открывал дверцу и щедро подбрасывал топливо на решетку.

— Хватит! — крикнул Жак.

Кочегар прикинулся, что не понял, и продолжал безостановочно подкидывать уголь в топку, а когда машинист схватил его за руку, он с угрожающим видом обернулся: видно было, что пьяное бешенство бушует в нем, толкая на стычку.

— Не трожь, а то как двину!.. Я желаю ехать быстрее, и баста!

Теперь поезд несся на всех парах вдоль плоскогорья, идущего от Больбека до Моттвиля. Он шел без остановок до самого Парижа, только на нескольких станциях ему предстояло набирать воду. Длинный состав из восемнадцати вагонов, набитых безответными людьми, быстро скользил во мраке, громыхая на стрелках. Солдаты, которых гнали на бойню, пели во все горло, они так громко орали песни, что их голоса заглушали стук колес.

Жак ногой захлопнул дверцу топки. Потом, взявшись за инжектор, сдержанно произнес:

— Слишком много жара… Коли вы пьяны, проспитесь!

Пеке тотчас же распахнул дверцу и стал с такой яростью подкидывать уголь, будто хотел взорвать котел. Это был бунт, прямое неповиновение: кочегар озверел и, видно, забыл о том, что он вместе с машинистом отвечает за сотни человеческих жизней. Жак наклонился, чтобы передвинуть стержень поддувала и тем самым уменьшить тягу, но Пеке внезапно схватил его за плечи и резким толчком попытался сбросить с паровоза.

— Так вот что ты задумал, негодяй!.. А потом скажешь, будто я сам нечаянно свалился, подлец ты этакий!

Жак уперся рукой в стенку тендера, но тут противники поскользнулись и упали, однако, даже рухнув на маленький железный мостик, плясавший под ними, они не прекратили борьбы. Стиснув зубы, оба не произносили ни слова, и каждый старался пропихнуть другого в узкое отверстие, перегороженное лишь металлическим листом. Но это было не так легко: поезд стремительно мчался вперед, пожирая пространство; уже остался позади Барантен, уже состав с ходу ворвался в Малонейский туннель, а Жак и Пеке все боролись — они катались по куче угля, ударялись головами о стенки бака и судорожно отдергивали ноги от раскаленной дверцы топки, которая обжигала подошвы.

Изнемогая, Жак с отчаянием подумал, что у него лишь один путь к спасению — приподняться, закрыть регулятор и кликнуть на помощь людей, они вырвут его из рук этого дикаря и безумца, вконец озверевшего от водки и ревности. Нет, ему ни за что не справиться с таким верзилой! И Жак, все больше слабея, чувствовал, как волосы у него встают дыбом при мысли, что он вот-вот полетит на полном ходу с паровоза.

Сделав невероятное усилие, машинист потянулся к регулятору, но кочегар разгадал его замысел: он напрягся, привстал и, изловчившись, приподнял Жака, как ребенка.

— Ага, хочешь остановить машину!.. Не выйдет! Тебе понадобилась моя баба?.. Отправляйся же ко всем чертям!

А поезд все мчался и мчался, с ужасающим грохотом он вырвался из туннеля и несся теперь вперед по темной пустынной местности. Как молния, промелькнул он мимо Малоне, и стоявший на платформе помощник начальника станции даже не успел разглядеть, что на площадке паровоза два человека схватились в смертельном поединке.