— В последние месяцы я слишком много выстрадала и любить его не могу. Я уже сто раз тебе повторяла: все, что угодно, лишь бы не оставаться с этим человеком лишнюю неделю! Но ты прав — до чего мы дошли, даже подумать страшно! Однако ведь нам непременно надо соединиться, завоевать свое счастье… Ну, ладно, тогда спустимся в темноте. Ты притаишься за дверью, а когда я отворю и он войдет, станешь действовать по своему разумению… Я вникаю в это только потому, что хочу помочь, чтобы тебе не приходилось самому все решать. Ведь я же для тебя стараюсь.
Жак подошел к столу и замер: он увидел нож, уже однажды послуживший смертельным оружием в руках Рубо, — без сомнения, Северина приготовила его тут, чтобы он нанес им теперь удар самому Рубо! Нож был раскрыт, лезвие блестело при свете лампы. Он взял нож и принялся внимательно разглядывать. Северина молчала, не спуская с него глаз. Нож в руках Жака, к чему ненужные слова! Она дождалась, пока он положил нож на стол, и только тогда снова заговорила:
— Послушай, дорогой, я тебя ни на что не толкаю. Время еще есть, если у тебя не хватает решимости, можешь уйти.
На лице Жака появилось упрямое выражение, и он запальчиво ответил:
— Что ж я, по-твоему, трус? На этот раз я с ним покончу, клянусь тебе!
В это мгновение дом задрожал до основания: мимо с быстротой молнии промчался грохочущий состав, он пронесся под самыми окнами, наполнив комнату оглушительным грохотом. Жак пробормотал:
— Вот и его поезд, прямой — «Гавр — Париж». Рубо сошел в Барантене и через полчаса будет тут.
Ни Жак, ни Северина не произнесли больше ни слова, воцарилось долгое молчание. Они глядели в окно и, казалось, видели, как по узким тропинкам шагает в кромешной тьме человек. Жак принялся машинально ходить из угла в угол, словно отсчитывая шаги Рубо, который с каждой минутой приближался сюда. Шаг, еще шаг… А когда Рубо переступит порог дома, он, Жак, выскочит из засады и тут же — в дверях прихожей — всадит ему нож в горло. Северина, укрывшись простыней до самого подбородка, по-прежнему лежала на спине и неотступно следила широко раскрытыми глазами за своим любовником, ходившим по комнате; его мерные шаги убаюкивали ее, они казались далеким отзвуком шагов Рубо. Шаг, еще шаг — теперь уже ничто не остановит неумолимого хода событий! А когда Рубо пройдет положенный ему путь, она спрыгнет с кровати и — босая, в полной темноте — сбежит вниз, чтобы отпереть ему дверь. «Это ты, мой друг? — спросит она. — Входи, я уже легла». А он, даже не успев ответить, рухнет на пол от удара ножа.
Снова промчался поезд — пассажирский из Парижа, он проходил через Круа-де-Мофра спустя пять минут после прямого поезда из Гавра. Жак в изумлении остановился. Всего пять минут! А ведь придется ждать целых полчаса, как долго! Нет, стоять на месте еще хуже, лучше ходить, и он снова принялся шагать из угла в угол. Подобно тем мужчинам, которых нервное потрясение лишает мужественности, он с беспокойством спрашивал себя: «Смогу ли я?» Ведь он отлично знал, как все будет происходить, он наблюдал это в себе уже раз десять: сначала — непоколебимая уверенность, твердая решимость убить; затем возникает какое-то стеснение в груди, руки и ноги холодеют; и наконец — внезапная слабость, когда все мышцы становятся вялыми и не подчиняются тебе… Стремясь подстегнуть свою волю, Жак мысленно повторял привычные доводы: он должен убрать этого человека, а тогда можно будет уехать в Америку, там его ждет богатство, там он без помех сможет обладать своей возлюбленной. Хуже всего было другое: увидев Северину полуобнаженной, Жак почувствовал, что все вот-вот опять сорвется, — ведь едва в нем возникала ужасная дрожь, он утрачивал всякую власть над собой. На мгновение Жак содрогнулся — он уже решил было, что не устоит перед роковым соблазном: голая грудь Северины, раскрытый нож на столе! Но нет, теперь он вновь чувствует себя уверенно, он весь напрягся для удара. Он сможет! И Жак продолжал в ожидании Рубо мерить комнату шагами, ходил от окна к двери, но всякий раз, оказываясь возле кровати, отводил взгляд в сторону.