Собрание сочинений. Т.13.

И Северина доверчиво взяла его под руку. Теперь, когда Жак смыл с себя дорожную копоть, она находила, что он хорош собою; по одежде его можно было принять за преуспевающего служащего, а независимый вид и гордая осанка свидетельствовали о том, что он привык к вольному воздуху и к ежедневной борьбе с опасностями. Да, этот молодой машинист положительно красив: круглое лицо с правильными чертами, очень темные усы на белой коже; и только бегающие глаза, глаза, усеянные золотыми точками, которые он упорно отводил в сторону, продолжали вселять в нее недоверие. Если он избегает смотреть в лицо, стало быть, все еще испытывает отчужденность, стремится сохранить свободу действий, быть может, ей в ущерб? Северина еще была во власти мучительной неизвестности, по ее телу пробегала дрожь всякий раз, когда она думала о кабинете в доме на улице Роше, где решалась ее судьба; но с этой минуты она прониклась одной целью: человек, на чью руку она опиралась, должен полностью подчиниться ей; когда она, вскинув голову, станет смотреть ему в глаза, он не станет отводить взора. И тогда он будет принадлежать ей. Она не любила его, она даже не думала об этом. Просто старалась поработить, чтобы впредь не бояться.

Несколько минут оба, не разговаривая, шли в потоке людей, который никогда не иссякает в этом многолюдном квартале. Порой им приходилось спускаться с тротуара, они переходили улицу, лавируя среди экипажей. И некоторое время спустя оказались перед Батиньольским сквером, который в ту пору года почти совершенно пуст. Небо, омытое утром проливным дождем, приобрело нежно-голубой оттенок; под лучами теплого мартовского солнца набухали почки сирени.

— Войдемте? спросила Северина. — От этой толчеи у меня голова кругом идет.

Жаку также хотелось войти в сквер: сам того не сознавая, он испытывал потребность оказаться наедине с Севериной, подальше от толпы.

— Отчего же, — сказал он, — войдем.

Теперь они медленно шли вдоль лужаек, мимо голых деревьев. По скверу прогуливались женщины с грудными детьми, попадались прохожие, торопливо пересекавшие аллеи, чтобы сократить путь. Северина и Жак перешли мост через реку, вскарабкались на скалистый откос, затем повернули обратно; так они бесцельно бродили, пока не наткнулись на еловую рощицу — жесткая, темно-зеленая хвоя светилась на солнце. Тут, в укромном уголке, скрытом от посторонних взоров, стояла скамья; не произнеся ни слова, будто сговорившись, оба опустились на нее.

— А все же славная нынче погода, — проговорила Северина после короткого молчания.

— Да, — ответил он, — опять солнышко выглянуло.

Но мысли их были далеко. Он, всегда избегавший женщин, думал о событиях, которые привели их сюда. Вот она сидит рядом, касается его, чего доброго, еще ворвется в его жизнь, — и это наполняло Жака глубоким изумлением. Со времени последнего допроса в Руане он не сомневался, что эта женщина принимала участие в убийстве возле Круа-де-Мофра. Но почему? В силу каких обстоятельств? Что толкнуло ее на преступление — страсть или корыстный расчет? Он вопрошал себя, но не находил ясного ответа. И под конец сочинил целую историю: свирепый и корыстолюбивый муж торопился побыстрее завладеть наследством; возможно, он боялся, что старик изменит завещание, возможно, рассчитывал крепче привязать к себе жену кровавыми узами. Жак привык к этому объяснению; окружавшая Северину таинственность привлекала, манила его, и он мало-помалу перестал доискиваться истины. Его неотступно преследовала мысль, что он обязан все открыть правосудию. Эта мысль не оставляла Жака даже сейчас, когда он сидел на скамье рядом с этой женщиной, так близко, что ощущал прикосновение ее теплого бедра.

— Просто удивительно, — снова заговорил Жак, — на улице март, а мы сидим как летом.

— Да, — подхватила она, — солнце уже заметно пригревает.

Она в свою очередь думала: машинист был бы просто глуп, если б не догадался, что Гранморена убили они, Рубо. Уж слишком они его донимают, вот и сейчас она непроизвольно прижимается к нему… Перебрасываясь время от времени несколькими словами, они больше молчали, и Северина старалась проникнуть в ход его мыслей. Их взгляды встретились, и она прочла в глазах Жака вопрос: не ее ли он видел в купе, не она ли темной массой тяжело навалилась на ноги жертвы? Что делать, что сказать? Как привязать его к себе нерушимыми узами?

— Утром, — промолвила она, — в Гавре было очень холодно.

— Не говоря уже о том, — подхватил он, — что всю дорогу нас поливало дождем.

И в это мгновение Северину осенило. Не рассуждая, не раздумывая, она покорилась безотчетному побуждению, поднявшемуся из самых недр ее существа; если б она стала раздумывать, то ничего не сказала бы. Но молодая женщина почувствовала, что так будет лучше, что, заговорив, она завоюет Жака.