Собрание сочинений. Т.1. Рассказы и повести

И тут его словно прорвало. Теперь не нужны были ни просьбы, ни уговоры — напротив, его невозможно было остановить. Вокруг него образовалась атмосфера доброй шутки и неукротимого смеха. Шутки одна за другой вспыхивают и рвутся наружу, и он не в силах их удержать. Стоит ему пошевельнуть рукой или покоситься на кого-нибудь сквозь очки, как раздается взрыв веселого смеха. Начиная очередную историю, он и сам не знает, как и чем ее закончит, ибо из одной смешной ситуации вытекает другая и каждое меткое и смелое слово тянет за собой целую вереницу новых, еще более метких и смелых.

— Ну и хитрецы эти монахи, братья мои, — кричит фра Серафим. — Погляди-ка на моего Гргура, видите, что надумал. Устроил нам что-то вроде испытанья перед главным господским приемом. Посидим, мол, сегодня, покалякаем в своем кругу, посмотрим, как этот негодник Серафим распустит свой язык, пускай выкричится, напьется и вытряхнет все свои побаски, точно собака блох, потом дня три на просып уйдет, вот и не испортит настоящего большого приема.

— Это ты зря, — прерывает его Матан серьезно.

— А ты помолчи, пугало трактирное! Когда монахи врут, их можно понять. В конце концов, без этого им не прожить. А чего ты им подпеваешь? Рот мне затыкаешь. Сам видишь, в глубине души им хочется услышать умное слово и правду-матку. Кто же им и скажет, коль не бедолага фра Серафим? Когда я умру, когда эта тяжелая утрата постигнет мать Провинцию Боснию Серебряную, ведь правду-матку днем с огнем не найдешь, и придется им посылать за ней за границу и привозить, как соль, да и та будет пожиже моей.

— Ах ты… ты… — кричит отец Грго, грозя ему кулаком.

Слова жупника заглушает общий смех. Но фра Серафим, который сегодня все слышит и с каждым готов сразиться, тотчас же подхватывает:

— Что? Так кто же я?

Отец Грго пожимает плечами и отворачивает голову в сторону.

— Кто ты? А то, что есть: наказание господне, вот что!

Сдвинув брови, он грызет свой каштановый ус, но глаза его смеются, и, пытаясь скрыть это, он еще больше отворачивается.

Никто не заметил, как вернулся капеллан Кудрич. Он сидел в тени у самой двери, приложив ко рту левую ладонь, чтоб не расхохотаться. Фра Серафим, чувства которого сегодня обострены до предела, вдруг обернулся и строго посмотрел на него:

— Чего ты там давишься, Трусич? Смейся громко, ежели охота! Все вы, Кудричи, пошли от Трусичей, хоть и взяли фамилию Кудрич, будто она намного лучше. Ежели ты по молодости не знаешь, кто вы такие, я тебе скажу.

Юноша прижался к стене, стараясь стать как можно незаметнее, коли уж нельзя совсем исчезнуть. Но фра Серафим уже повернулся к гостям.

— Ежели хотите послушать про Трусича, велите нашему жупнику, чтоб он принес того вина, что припас для господского приема.

— А чем это нехорошо? — спросил кто-то.

— Хорошо, но раз у нас испытанье, надо отведать все, что будут есть и пить господа в субботу.

Жупник молча вышел и принес бутыль вина. Серафим отхлебнул и покачал головой.