— Ишь до чего прыткая девушка! Ну, пробуйте! Что, силенки мало?
Лидочка резко рванулась и побледнела.
Мальшин взглянул в глаза и выпустил ее руки.
— Ну, будет! Если обидел — не взыщите. Я такой уж уродился, разбойный!
Лидочка посмотрела на него и засмеялась:
— Я разбойников не боюсь!
Он закурил папироску и закинул ногу на ногу.
— Трудно было выучиться так вертеться? — спросила Лидочка.
Мальшин осторожно выпустил колечко дыма, повернулся к Лидочке и начал серьезно рассказывать о занятиях гимнастикой.
Лидочка поднялась со скамейки, когда уже свечерело.
— С вами заговоришься! Надо домой идти.
— А вам куда?
— На Васильевский, на Пятнадцатую линию.
— Подождите! Я оденусь и провожу вас. Почти по дороге. Я у Николаевского моста живу.
Он побежал в раздевалку.
Лидочка осталась одна на скамейке. Внимательно прислушалась к толчкам крови в глубине тела и с недоумением покачала головой.
— Ну, вот я и готов. Идем!
В обычном костюме, в черной толстовке и брюках с широким клешем Мальшин казался ниже и понятнее, и поэтому Лидочка доверчиво прижалась к его руке.
Вышли на набережную.
Розовой сталью отливала Нева и тихо бурлила, омывая быки моста.
Взлетающей ввысь тонкохвостой кометой пылала игла Петропавловского шпиля.
Перейдя мост с Петербургской стороны, они устали и снова присели на набережной у биржи.
Мальшин подозвал мороженщика и угостил Лидочку малиновым мороженым.
Она, сощурившись от удовольствия, лизала языком холодную, сладкую массу, зажатую между тонкими вафлями, и слушала Мальшина.
Внезапно спросила:
— Почему я вас никогда не видела на комсомольских собраниях?
Он неторопливо отозвался:
— Я не комсомолец!
— Почему? — даже отодвинулась Лидочка.
— Я не тороплюсь вступать. Что проку? Много в комсомоле лишнего народу. Ничего паря не смыслит в политике, книжки толком прочесть не умеет, а сам в комсомол лезет. Лестно! А я пока не угляжу, что дошел до сознательности, — записываться не буду. Чего зря загружать?
— Так в комсомоле же и можно образоваться. Там и приобретается сознательность!
— Ну, у меня такое уж самолюбие. Не желаю, чтоб меня учили! Сам выучусь!
— Вы гордый! — тихо сказала Лидочка и с удовольствием взглянула на Мальшина.
Он сидел боком, и ясный профиль его отчетливо стыл на розовой немеркнущей заре.
«Странный», — подумала Лидочка.
— Кто ваш отец?
— Отец? Был рабочим. Токарь. В седьмом году заслали в Сибирь, там и помер. А мать в деревне сейчас, на родине. Звала меня. Только я в деревню не поеду. Темнота и скука!
— Меня тоже мама звала на огород это лето, а я не поехала, — вздохнула Лидочка и встала.
— Идем! Что это такое?! Никак не могу домой дойти.
В воротах Лидочка остановилась:
— Ну, спасибо за проводы и угощение. До свиданья!
Под воротами было темно.
Мальшин шагнул к Лидочке и твердо взял ее за руку.
«Вот… вот!.. Страшное… то самое», — мелькнуло в голове у Лидочки, и она обессиленно закрыла глаза.
Почувствовала прикосновение к своим губам чужих, властных и нежных. Охнула и безвольно прильнула к чужому плечу.
— Завтра на площадке, — сказал Мальшин.
— Хорошо, — шепотом бросила Лидочка и вдруг вырвалась и опрометью бросилась в серую глубину двора.
Луна стояла высоко над головой, бледная и прозрачная. С востока уже порхали стрельчатые розовые лучи.
Лидочка лежала на окне с блаженной ленивой улыбкой и смотрела на луну.
Прибежав домой, она полежала на жесткой кровати, встала, погрызла засохший хлеб и, махнув рукой, сказала:
— Ну, что ж!.. Вот и пришло. А ты думала без этого прожить? Врешь! Бытие определяет сознание, и нужно только быть счастливой.
Разделась, перетащила матрасик на подоконник и легла лицом в небо.
От зрительного напряжения заболели глаза, и луна на мгновение странно раздвоилась.
Лидочка закрыла глаза и подумала: «Вот вчера я была совсем одинокая, а теперь у меня есть… Петя. Какое славное имя!.. Петя!»
И сейчас же Лидочка вспомнила о луне. Ей стало жаль луну, что она всегда одинокая. И по обыкновению, Лидочка замечтала.
— Хорошо бы сделать на земле большущий-пребольшущий шар… Из легкого чего-нибудь… целлулоида или папье-маше. Оклеить серебряной бумагой. Зарядить большущую пушку и пальнуть к луне. Шар притянется и будет вокруг луны бегать. И ей не так скучно будет… Будет у луны свой… Петя.
Лидочка слабо улыбнулась сквозь дремоту и уснула.
………………………………
Три дня Лидочка торопилась, волнуясь, на площадку и только тогда успокаивалась, когда в глаза ей бросалась фигура Пети.
Каждый день провожал он ее домой, покупал по дороге сласти, пирожки и все дольше и острее были поцелуи под воротами.
На четвертый день, провожая Лидочку, Петя сказал:
— Лида, сегодня мое рождение. Зайдешь ко мне? Я угощение приготовил маленькое.
Сердце Лидочки снова дрогнуло перед неизбежным. Она вспыхнула и сказала:
— Ладно!
На третьей площадке широкой лестницы Петя открыл американским ключом тяжелую дубовую дверь.
— Входи!
Лидочка вошла в переднюю. Петя зажег свет.
— Сюда!
Лидочка шагнула в комнату и ахнула.
Посреди комнаты, большой и светлой, на столе, в фарфоровой вазе, стоял громадный букет сирени и белых роз.