Собрание сочинений. Дом ужасов

Потом прошла на кухню и приготовила себе кофе. В ожидании, когда горячая жидкость стечет через фильтр, она стала бродить по нижнему этажу. Ее охватила странная неугомонность, никак не удавалось расслабиться. И все же как хорошо было снова оказаться среди близких тебе вещей, в своем собственном доме. Она окинула гостиную свежим взглядом. Что и говорить, приятное помещение, хотя и маленькое. Светлый мебельный ситец в цветочек, украшавший и окна, казался таким милым и прелестным, а стоявший прямо по центру длинной стены небольшой комод на низких ножках, казалось, был просто создан для этого места. А вот цветы ее, браво выстроившиеся вдоль подоконника, засохли — вопреки всем строгим указаниям Бен все же забывал их поливать, и сейчас они поникли, съежились и побледнели, стоя в горшках с иссохшей землей. Вид их лишь усилил чувство депрессии, начавшее охватывать ее несмотря на все удовольствие от возвращения домой.

Она вернулась на кухню и налила себе кофе, не оставляя надежды на то, что Бен все же приедет и разделит с ней эту скромную трапезу. Затем отнесла чашку в гостиную и поставила ее на маленький круглый столик рядом с креслом Бена. Мотор продолжал глухо урчать, посылая в дом все новые порции тепла, но ей почему-то стало даже холоднее, чем прежде. Она поежилась, взяла из шкафа старый вязаный жакет Бена, закуталась в него и села.

Ветер колотил в дверь, окна, и весь воздух вокруг казался наполненным звуками воды, сбегавшей по желобам, струившейся по водосточным трубам, шлепавшейся на крышу. Вслушиваясь в эти звуки, она страшно желала возвращения Бена. Никогда ей не было так одиноко. А с ним она ощущала себя в безопасности… И как он был добр, когда ей понадобилось поехать навестить заболевшую сестру. Предусмотрел буквально все и под конец посадил ее, заваленную коробками с книгами, конфетами и фруктами, на поезд. Ей было известно, чего стоили ему все эти подарки, — он не любил сорить деньгами. Сказать по правде, он всегда был скуповат.

Но он был хорошим мужем. Она невольно вздохнула, сама не подозревая, что скучает по ушедшей юности и романтичности. Он был хорошим мужем, повторила она про себя, поднося чашку к губам. Ну и что же, что на десять лет старшее ее и немного консервативен, а подчас похож на диктатора, подверженного сменам настроения. Но он давал ей чувство безопасности и ощущение собственного дома, и даже если чувство это оказалось не столь сильным, как ей хотелось бы, она едва ли могла упрекать его за это.

Ее взгляд выхватил кусочек чего-то белого, вылезавшего из-под лежавшего на столике рядом журнала. Испытывая неловкость и нежелание делать это, она протянула руку и ухватила пальцами то, что, как она и ожидала, оказалось лишь очередным белым конвертом. Пусто, а на его поверхности, как и обычно, аккуратно отпечатано: «Бендж. Т. Уилсон, эксвайр, Уайлдвуд Роуд, Фэапорт, Коннектикут». На марке стоял штемпель: Нью-Йорк. В общем, все как всегда.

Сжимая конверт в руках, она почувствовала знакомое покалывание в сердце. Так ни разу не узнав, что было в этих конвертах, она хорошо помнила, какое воздействие они оказывали на Бена. Получив очередное письмо — а приходили они раз-два в месяц, — он очень сердился, подчас был просто взбешен. Тогда-то их совместная жизнь и дала трещину. Поначалу она пыталась расспрашивать его, как-то успокаивать, но потом заметила, что лишь еще больше распаляет его гнев, а потому перестала даже упоминать о них. После получения одного из таких писем оба в течение целой недели чувствовали себя за столом и в постели как чужие друг другу люди, храня молчание: он мрачно-отчужденное, она — испуганное.

Конверт этот был проштемпелеван три дня назад. Если Бен приедет сегодня, он будет явно не в духе и погода лишь усугубит его мрачность. И все же ей очень хотелось, чтобы он приехал.

Она порвала конверт на мелкие клочки и швырнула их в камин. Ветер обхватил дом своими ручищами, толстая ветка громыхнула о край крыши. Женщина подняла голову и неожиданно заметила какое-то движение за окном.

Едва дыша, она замерла, чуть наклонившись в сторону холодного камина и протянув к нему руку. Она была уверена в том, что белое размытое пятно, мелькнувшее за мокрыми стеклами, есть не что иное как лицо человека с глазами, глядевшими на нее.

Послышалось новое завывание ветра, угрожающее и, как ей показалось, угроза эта теперь уже была обращена — лично к ней. Она долго не могла пошевельнуться, а потому сидела и неотрывно смотрела на окно. Но там все оставалось неподвижным, не считая струившейся по стеклу воды, за которой чернела темнота — и больше ничего. Единственный доносившийся снаружи звук представлял из себя смесь шума хлеставших друг о друга ветвей деревьев, грохота стекавшей воды и зловещего подвывания ветра.

Она нашла в себе силы сделать вдох, выключила свет и подошла к окну. Темнота стояла стеной, непроницаемая и таинственная, а окружавшая чернота помещения словно приблизила грозу, превратив ее в скопище осаждающих дом волков. Она поспешила снова зажечь свет.