Собрание сочинений

— А ведь вчера было очень недурно, — говорит он на следующий день во время большой перемены: — эта Разлюляева очень-очень мила. Её много вызывали. Я бы сам принял участие в овации, да, признаться, очень курить хотелось: лучше, думаю, пойду покурю, чем Разлюляеву вызывать.

— И не стоило! Дрянь! Думает, что если она с богатым человеком живёт да сама себе букеты подносит, так она и актриса? Халдина почище её будет…

Эта тирада, выпаленная четвероклассником Азбукиным, производит на бедного молодого человека ошеломляющее впечатление. Словно какой-то голубой флёр, прикрывавший вчера сцену и державший всё в таинственном, интересном полумраке, слетел, и при тусклом свете коптящих керосиновых ламп перед ним показался грязный пол, обтрёпанные тряпки декораций и затасканная мебель.

— Как??? Разве это Разлюляева сама себе подносит букеты, и разве она не актриса, а… живёт с богатым человеком?

— Эх, ты, филя! А ты думал, что «поклонники таланта» в увлечении подносят? Держи карман шире! Поднесут!.. «Не в шитье, милый, была там сила»… Хе-хе-хе! Не знаешь ещё закулисных тайн, а нам, брат, всё это как на ладонке! Хочешь, сегодня вечером к примадонне Халдиной поедем? Она, кстати, и не занята. Её эта Разлюляева оттирает, все роли себе требует. Там, брат, таких вещей наслушаешься.

— А ты и у Халдиной бываешь?

— Нас много, четвероклассников, к ней чайку попить заходят. Принимает очень любезно. Разумеется, с расчётом. Чувствует, что мы — сила. Чай, приятно, когда её раз пятнадцать после спектакля вызовем или Разлюляеву ошикаем…

— А за что же Разлюляевой-то шикать?. У неё, брат, всё-таки голос…

— Ну, уж это, брат, у нас в оперетке так принято: раз ты «халдинец», то уж «разлюляевцем» быть нельзя. Свисти! Идём, что ли?

— Я буду очень рад, если ты меня представишь…

— Чего тут представлять, прямо познакомлю. Это она должна за счастье считать, что мы, молодёжь, её поддерживаем. Чай, жрать-то ей хочется! Теперь ей антрепренёр семьсот в месяц платит, а если успеха иметь не будет, что ей дадут? Шиш!

«Молодой человек» чувствует какое-то головокружение.

«Престранные люди эти артисты! Скажите, а я-то думал»…

— Вот вам, Ведьма Крокодиловна, «разлюляевец»! — представляет «молодого человека» вечером Азбукин примадонне Халдиной, — увидал и втюрился!

— В Разлюляеву? — пожимает плечами Халдина. — Немудрено! Такие женщины всегда нравятся. Они имеют успех. За ними вечно по трое, по четверо гоняются. А посмотрели бы вы, как эта Разлюляева в Карасубазаре за пятнадцать целкачей в месяц хористкой шмыгала! И с этакою-то дрянью служить приходится, и этакая нравится!..

— Я-с… да я-с… да нет-с… — путается и конфузится «молодой человек».

Примадонна ударяется даже в слёзы.

— И этакая-то дрянь роли ещё отбивает! Знаете, Азбукин, ведь она в понедельник «Куртизанку» играет…

— Освищем!..

— Я свистать не прошу, потому что я прежде всего товарищ. Но вы посмотрите, а потом и скажите своё мнение…

— Всё равно освищем!..

— А вы, «молодой человек», в понедельник тоже будете?

— Я-с… да-с… конечно-с…

— Ещё бы, ведь я забыла, что вы «разлюляевец»!

— Нет-с… что вы-с… помилуйте-с…

— Теперь «халдинец». Разве против вас кто устоит? — закуривая на дорогу папиросу, говорит Азбукин.

— Шалун! — грозит ему пальцем Халдина, прощаясь с «молодым человеком» и немножко дольше обыкновенного задерживая его руку в своей. — Так в понедельник будете?..

— Я… бббуду-с…

— Ну, что? — спрашивает Азбукин. — Видел, каковы они, артистки-то эти самые?

— Она, брат, прелесть…

— Дрянь, собственно говоря, но поддержать её следует, потому что Разлюляева смела ещё на прошлой неделе нас «мальчишками» назвать. Вот мы ей в понедельник покажем, какие мы мальчишки…

— Знаешь что, Азбукин, обещать-то я обещал… Но только, брат, я не знаю, будут ли у меня в понедельник-то деньги…

— Эх, дуралей! Что ж ты у Халдиной-то не сказал? Она бы тебе контрамарку взяла! Ну, да ладно, завтра я буду у неё и возьму для тебя контрамарочку. С ними церемониться нечего: по их же делу в театр ходим…

«Голубой флёр» исчезает окончательно, и «молодой человек» входит в курс дела.

— Ты из классов куда? — спрашивает Азбукин.

— К Халдиной, а вечером в театр: сегодня Разлюляехе корзину подносят. Надо будет посвистать как следует. После спектакля Халдина чай пить звала…

— Да что ты зачастил к Халдиной? Втюрился, что ли?

— Ну, брат, я не втюрюсь, не таковский! Знаю, что она дрянцо, но, признаться, мне она нравится.

— Ну, уж это, братец, отложите ваш характер! Тут, брат, дальше контрамарок ни-ни… Ты за кулисами бывал?

— Нне случалось…

— Пойдём с Хвостиковой познакомлю. Можешь приударить. Эта нами не брезгует, потому поклонники в оскудении, хотя в «триковых» ролях она любой примадонне сорок очков вперёд даст…

— Ещё бы! — облизывается «молодой человек».

— Нам, брат, первыми персонажами заниматься раненько, — продолжает свою практическую философию Азбукин. — Ничего, нам и второстепенных сюжетов достаточно!.. Конфет ей к чаю принеси только…