Собрание сочинений

(17) Сведений о деятельности и репертуаре театра Терентьева (Повенчанская или Повенецкая агитбригада, или Агитбригада им. Фирина) мало. В большинстве своем они взяты из этой статьи и из газеты «Советское искусство», посвятившей один номер «Искусству перековки и перековке искусства» (2.9.1933), поместив репортаж с Беломорканала писателей и журналистов (Б. Иогансона, Л. Кассиля, В. Милашевского, Л. Славина, К. Финна, Б. Юдина) и статьи Терентьева и нескольких его актеров. (Та же самая газета в предыдущем номере опубликовала статью Веры Инбер об «искусстве на Беломорканале», где рассказывалось об одном театральном вечере в лагерном бараке, но ничего не говорилось об агитбригаде Терентьева.) В августе 1933 года в Дмитрове, городке к северу от Москвы, где находилось управление каналом Москва-Волга, произошла встреча между ударниками Беломорстроя и Мосволгостроя. Агитбригада Терентьева приняла в нем участие, показав спектакль Шалман, рассказывавший о мире воров и проституток; в этом спектакле актеры-лагерники исполняли эпизоды из своей прошлой жизни. Приведем интересный фрагмент из статьи Б.Юдина, который присутствовал на спектакле. Он писал: «Лучший коллектив – гордость беломорстроевцев – агитбригада им. Фирина. В ее биографии богатый репертуар и сотни выступлений в самые боевые дни на самых боевых участках строительства. Сформированная целиком из бывших „тридцатипятников“, она обнаружила ряд подлинных талантов, ярких индивидуальностей. Мы видели выступление этой бригады на слете ударников Беломорстроя, делившихся опытом со строителями канала Волга-Москва. На этот раз в зале присутствовали, кроме привычных зрителей, советские писатели и журналисты. Номера следуют один за другим, артисты сменяют друг друга. Какое богатство и разнообразие жанров! От лирической сцены Шалмана до задорных частушек и бешеной пляски. Шалман – место сборища темных элементов. Люди, перековавшие себя в труде, с болью оглядываются на свое прошлое. И вот тут Леля Фураева, в прошлом воровка-рецидивистка, а сейчас досрочно освобожденная, лучшая ударница, спела песенку, простую блатную песню шалмана, песню безнадежности и отчаяния, и холодом повеяло со сцены. И эта же Леля Фураева со своими товарищами провела сцену в клубе с таким подъемом и бьющим через край весельем, что зал грохнул аплодисментами, и невидимые нити симпатии, любви и восхищения связали сцену и-зрителей. Не только силой искусства, а личным примером увлекали артисты-беломорстроевцы свою аудиторию. Первые в клубе, они были первыми на производстве» (Б. Юдин. Школа пролетарской педагогики. – «Советское искусство», 2.9.1933).

Другие сведения о лагерном театре Терентьева, отрывочные, скудные, не всегда точные, мы собрали из рассказов свидетелей или же нашли в газетах того времени (см. тексты и комментарии к материалам: М. Марцадури. И. Терентьев – театральный режиссер; И. Терентьев. Актер на трассе; А. Крученых. Игорь помнишь). К сожалению, мы смогли просмотреть только несколько номеров лагерной газеты «Перековка».

А. М. Родченко, которого Терентьев знал со времен журнала «Новый Леф» (три портрета Родченко, сделанные Терентьевым в конце 20-х годов, находятся в собрании Т. И. Терентьевой, Москва), в своем фоторепортаже о Беломорканале сделал несколько фотографий театра Терентьева (три опубликованы в кн. Беломорско-Балтийский канал им. Сталина; одна находится в собрании Т. И. Терентьевой). Фотография труппы Терентьева есть также в т. 2 кн. А. Солженицына Архипелаг ГУЛаг (Париж, 1974; Вермонт-Париж, 1980). Имя Терентьева и его агитбригада не названы, но Терентьева можно узнать в первом с левого краю фотографии (см. илл. № 20, глава 18; в переиздании – илл. 30, ок. стр. 148). Терентьев оставил несколько портретов (рисунки или пастели) Марины Банниковой, актрисы его театра, к которой он был особенно привязан в лагерные годы.

(18) Воровка с несколькими судимостями, Леля Фураева стала одной из самых популярных актрис Агитбригады им. Фирина, главной исполнительницей в спектакле, имевшем наибольший успех, Шалман. В своей краткой биографии Л. Фураева писала: «Я дочь крестьянина-бедняка. Без родных осталась шести лет. Уехала в Москву двенадцати лет. Работала в прислугах несколько месяцев, потом осталась без работы, сошлась с подругами, которые меня втянули в плохую жизнь. Мне было 16 лет. Ничего не понимая, я шла с ними. Вскоре заимела три судимости, три привода, две ссылки, два побега и, наконец, – лагерь. В лагере сошлась с таким же рецидивистом, имеющим семь судимостей, восемь приводов, две высылки, одну ссылку, пять побегов и опять же лагерь» («Советское искусство», 2.9.1933).