Собрание сочинений-1.Точка "Омега"

Я находился в связанном состоянии не настолько долго, чтобы кровь успела застояться. Посему я тут же ринулся к Блейку, и через пару минут мы оба уже мчались к кабине пилота.

Ренфру был нейтрализован прежде, чем успел осознать наше появление. Одним движением плеча я свалил его на пол, а Блейк в это время завладел парализатором.

Впрочем, он и не пытался сопротивляться. С сарказмом улыбаясь, он бросил в наш адрес:

— Слишком поздно! Мы приближаемся к первой точке нетолерантности, другими словами, нетерпимости, и вам остается лишь подготовиться к предстоящему шоку.

Я слушал его вполуха. Сев за пульт, я включил экраны обзора. Пусто. Меня это на какую-то секунду поразило. И тут я увидел показания приборов. Стрелки судорожно дергались: они указывали на наличие тела БЕСКОНЕЧНЫХ РАЗМЕРОВ.

Голова пошла кругом, и я долго созерцал эти невероятные цифры. В конце концов я дал “полный назад”. Под резким воздействием аделедикнического поля наш звездолет жестко напрягся. Я вдруг представил себе, как сейчас схлестнулись две непреодолимые силы. Прерывисто дыша, я резким ударом вырубил генератор.

Но мы продолжали падать.

— На орбиту! — закричал Блейк. — Выводи нас на орбиту!

Неуверенной рукой я нажимал на клавиши, вводя в компьютер данные о звезде с характеристиками нашего Солнца — по диаметру, гравитации и массе.

Но холостяк никак не реагировал.

Я попробовал вторую, третью, другие орбиты. В отчаянии я запустил в машину данные, которые могли бы вывести нас в полет вокруг самого Антареса, мощнейшей звезды. Но ужасная ситуация сохранялась: корабль продолжал падать.

И по-прежнему ничего не видно на экранах. Никакого намека на реальное вещество. В какой-то момент мне показалось, что я смутно различаю некую более темную зону в космической ночи, но уверенности в этом не было.

В конце концов, не зная, что предпринять еще, я поднялся с кресла и встал на колени перед Ренфру, который так и продолжал, не двигаясь, лежать на полу.

— Зачем ты это сделал, Джим? — спросил я умоляющим тоном. — Что теперь будет?

Он снисходительно улыбнулся:

— Вообрази себе старого закоренелого холостяка. Он еще сохраняет отношения с другими людьми, но держится отчужденно. Точно так же ведет себя звезда-одиночка в своей галактике.

И он добавил:

— В считанные секунды мы войдем в первый период нетолерантности. Он проявляется квантовыми скачками с периодом в четыреста девяносто восемь лет семь месяцев восемь дней и сколько-то там часов.

Для меня это была сплошная тарабарщина.

— Но что все-таки произойдет? — настойчиво допытывался я. — Ответь же, ради бога!

Он смерил меня насмешливым взглядом. Я вдруг с удивлением обнаружил, что имею дело с прежним Джимом Ренфру, психически совершенно нормальным и отвечающим за свои поступки человеком. И этот Джим Ренфру таинственным образом стал даже более совершенным и сильным.

— Ну вот, — мягко сказал он, — холостяк отторгнет нас из своей зоны толерантности и тем самым вернет нас по времени назад в…

Последовал грандиозный удар. Я упал, заскользил по полу. Чья-то рука, как оказалось потом, Ренфру, подхватила меня. И все кончилось.

Я поднялся на ноги, чувствуя, что мы больше никуда не падаем. Бросил взгляд на панель управления. Ровно горели огоньки. Все стрелки стояли на нулях. Я обернулся и по очереди оглядел Ренфру и Блейка, который с мрачным видом вставал с пола.

— Пусти, я займу свое место пилота, — обратился ко мне Ренфру тоном, в котором угадывалось желание убедить меня. — Хочу рассчитать курс нашего возвращения на Землю.

Я долго, целую минуту, вглядывался в него. Потом вышел из-за панели управления. Проведя регулировку и включив ускорение, Ренфру поднял голову:

— Мы достигнем Земли примерно через восемь часов, вернувшись спустя полтора года после старта. Того самого, который состоялся пятьсот лет назад…

Я чувствовал что-то вроде шевеления в своей черепушке и только через несколько секунд сообразил, что это, наверное, вовсю разбушевались мои мысли, внезапно осознавшие удивительную правду.

“Звезда-одиночка, — подумал я, испытывая головокружение… — Изгоняя нас из своего поля толерантности, она просто вышвырнула нас во временной период, находящийся за его пределами. Ренфру сказал… сказал, что холостяк действовал, вызывая скачки в четыреста девяносто восемь лет семь месяцев…

Ну а что же делать со звездолетом? Не изменит ли ход истории вторжение аделедикнической техники двадцать седьмого века в век двадцать второй, который о ней не имел ни малейшего представления?” Я пролепетал это Ренфру.

Он покачал головой:

— А разве мы с вами разбираемся в этой науке? Решимся ли мы тронуть ту безмерную мощь, которой обладают эти двигатели? Конечно же, нет. А что касается звездолета, то мы оставим его себе для наших личных нужд.

— Но…

Он прервал меня: