— Давай лучше выйдем, Диксон, — сказал Стивен предостерегающе. — Он пошел жаловаться.
Диксон сложил газету и, с достоинством поднявшись, сказал:
— Наши части отступили в полном порядке.
— Захватив оружие и скот, — прибавил Стивен, показывая на заглавие книги, лежавшей перед Крэнли: «Болезни рогатого скота».
Когда они двигались в проходе между столами, Стивен сказал:
— Крэнли, мне нужно с тобой поговорить.
Крэнли не ответил и не обернулся. Положив книгу на стойку, он вышел, ноги в ладной обуви четко пристукивали по полу. На площадке лестницы он остановился и, глядя отсутствующе на Диксона, повторил:
— Пешка на хреново е4.
— Можно и так выразиться, — отвечал Диксон.
У него был ровный бесцветный голос, вежливые манеры, на пальце чистой пухлой руки поблескивал перстень с печаткой.
В вестибюле к ним подошел похожий на карлика человечек. Небритое лицо его под куполом крохотной шляпчонки выразило удовольствие, заулыбалось, послышался шепоток. Глаза же были грустными, как у обезьяны.
— Добрый вечер, капитан, — сказал Крэнли, останавливаясь.
— Добрый вечер, джентльмены, — сказала обезьянья мордочка, вся в щетине.
— Очень тепло для марта, — сказал Крэнли, — наверху окна открыли.
Диксон улыбнулся и повертел перстень. Чернявое личико, сморщенное по-обезьяньи, собрало человеческий ротик в удовлетворенную мину, и голос промурлыкал:
— Чудесная погода для марта. Просто чудесная.
— Там наверху две юные прелестные леди уже заждались вас, капитан, — сказал Диксон.
Крэнли с доброжелательной улыбкой заметил:
— У капитана только одна любовь, сэр Вальтер Скотт. Верно ведь, капитан?
— Что вы теперь читаете, капитан? — спросил Диксон. — «Ламмермурскую невесту»?
— Люблю старину Скотта, — произнесли мягкие губы. — На мой взгляд, он прямо себе замечательно пишет. Нет такого писателя, чтобы был как ровня сэру Вальтеру Скотту.
В такт своим похвалам он мягко поводил в воздухе тонкой сморщенной смуглой ручкой, меж тем как тонкие подвижные веки быстро мигали, прикрывая грустные глазки.
Для слуха Стивена еще грустней была его речь: с жеманным выговором, шелестящая и липкая, изуродованная ошибками, — и, слушая, он раздумывал, правду ли о нем говорят, верно ли, что жидкая кровь в этом сморщенном тельце благородна и произошла от кровосмесительной любви?
Деревья в парке огрузли от дождя, и дождь, как прежде и без конца падал в озеро, простершееся серым щитом. Там проплыла стая лебедей, вода и берег были загажены их белесовато-зеленой жижей. Они нежно обнимались, побуждаемые серым дождливым днем, молчанием намокших деревьев, щитовидным свидетелем-озером, лебедями. В объятии их не было ни страсти, ни радости, его рука обнимала шею сестры. На ней была серая шерстяная накидка, от плеч до талии обвившаяся вокруг нее наискосок, светлая головка склонилась со стыдливой податливостью. У него — темно-рыжие вихрастые волосы, сильные и нежные руки хорошей формы, в веснушках. Лицо. Лица не было видно. Лицо брата склонилось над ее светлыми, пахнувшими дождем волосами. Ласкающая рука, веснушчатая, сильная, хорошей формы, была рукой Давина.
Он нахмурился, в гневе на свои мысли и на сморщенного человечка, что снова вызвал их. В памяти всплыли отцовские издевки над шайкой из Бантри. Он отстранил их и с тяжестью на душе вновь погрузился в свои мысли. А почему бы не руки Крэнли? Или простота и невинность Давина более потаенно уязвляли его?
Вместе с Диксоном он двинулся дальше через вестибюль, предоставив Крэнли церемонно прощаться с карликом.
Под портиком в небольшой кучке студентов стоял Темпл. Один из студентов крикнул:
— Диксон, иди-ка сюда, послушай. Темпл в ударе.
Темпл поглядел на него своими темными цыганскими глазами.
— Ты, О’Кифф, лицемер, — сказал он. — А Диксон, тот улыбака. Адская сила, вот это, я думаю, отличное литературное выражение.
Он хитро засмеялся, заглядывая в лицо Стивену и повторяя:
— Адская сила, мне до того это нравится! Улыбака.
Толстый студент, стоявший пониже их на ступеньках, сказал:
— Ты про любовницу доскажи, Темпл, вот что нам интересно.
— Да была у него, ей-ей, — отвечал Темпл. — А он притом был женат. И попы все ходили туда обедать. Адская сила, я так думаю, они там все приложились.
— Это, как говорится, трястись на кляче, чтобы сберечь рысака, — сказал Диксон.
— Признайся, Темпл, — сказал О’Кифф, — ты сколько кварт портера в себя влил сегодня?
— Вся вот твоя умственная душа в этой фразе, О’Кифф, — отвечал Темпл с предельным презрением.
Волоча ноги, он обошел столпившихся студентов и обратился к Стивену:
— Вы знали, что Форстеры — короли Бельгии? — спросил он.
В дверях появился Крэнли в сдвинутой на затылок шапке, усердно ковыряя в зубах.
— А, вот он, мудрец-то наш, — приветствовал Темпл. — Ты про Форстеров знал такое?
Он помолчал, дожидаясь ответа. Крэнли же извлек самодельной зубочисткой фиговое зернышко из зубов и пристально уставился на него.