Читаем Собрание писем полностью

Если Сам Законоположник, Сын Божий, Царь ангелов и архангелов понес заплевания и всякий вид уничижения, то мы, мнящиеся достигать соцарствования с Ним, каким путем хотим идти? Да не прельщаем себя, да не обманываем! Апостол говорит: иже Христовы суть, распяша плоть свою со страстьми и похотьми. Прости, сестра, что так резко написалось. Желал было я всячески смягчить слово мое к тебе; но, видно, мушку как ни ставь нежно и прилежно, она всячески должна показать свою силу, всячески сделает нарыв и причинит боль; но зато, по извлечении злокачественных мокрот, сделает и облегчение, и когда заживет больное место, человек ощутит и успокоение. Господь даровал тебе естественный разум, при том ты читаешь Слово Божие и святоотеческия писания; то сама можешь поверять и проверить, согласны ли слова мои с истиною Евангельскою, с учением христианским, с обязанностию монашескою, словом — согласны ли с делом спасения нашего?

<p>125. Об исполнении воли старца о. Макария</p>

Возлюбленный о Господе брат о. П. — Нам с тобою видно одно искушение: или долго не писать, или писать вместе. 6-го октября послал тебе письмо, и от тебя получил от 5-го; в твоем письме получил подлинное письмо твоего приятеля, а в другом конверте ответ ему на оное. Сперва хотел было отдать ему это письмо, но потом разсудил лучше не отдавать, потому что дело спутано усиленною передачею с собственным прибавлением. Когда твой дружелюбный человек был в вашей стороне, ты после долго не писал об этом, и написавши не сказал ни слова о том, какое впечатление он произвел на главнаго попечителя и печальника о вашем монастыре. К этому же дошел до нас слух, что не заметно, чтобы он понравился этому попечителю. Я так и передал ему просто, что ты ни слова не пишешь, а слух есть, что не заметно. А уже он написал тебе прямо, что будто бы не понравился; а ты еще усилил, что оклеветали, да наклеветали. Вот и вышли мы все монахи дельные: целую кучу клевет набрали, да наприбавляли, да других переклепали; а мним о себе, что мы угнетенные страдальцы, обиженные, оскорбленные, на самом же деле не меньше фарисея всех уничижаем до нельзя, и уничижаем по одним догадкам и подозрениям, забывая слова Писания: горе напояющему подруга своего питием мутным. В нас какая-то смесь: мнимся и Промысл Божий признавать, и других не перестаем обвинять аки бы препятствующих и сопротивляющихся нашим предприятиям. Когда мы резко говорим о других, то это ничего; извиняем себя тем, что мы говорим просто, дружелюбно, от ревности ко благу. Если же слышим, что другой сказал что-либо вопреки нас, тогда негодуем и возводим это до великих степеней клеветы, забывая проповедуемое Православною Церковью, что кийждо от своих дел или прославится, или постыдится, и кийждо сам о себе воздаст слово Богу. Дружелюбник твой думал, что нам легко все сделать: скажем, и сейчас нас послушают. А на деле вышло не так. Мы сказали о нем, а нам возразили: «что же он тут смущается и хочет выходить? Где же он найдет место лучше здешняго?» Что оставалось делать, как только замолчать, предавая дело это Промыслу Божию? Сверх того я вспоминаю, что покойный старец батюшка, отец Макарий в предсмертной своей болезни указал мне на трех человек, объявить им его волю, чтобы они жили в здешней обители мирно; — в числе троих, означенных старцем, и твой дружелюбник. Он толкует это по-своему, а я никак не могу действовать вопреки старца, видя на опыте, что один из троих, решившись оставить нашу обитель, три места переменил, и в четвертом не обретает покоя. Поверь мне, что от всей души желаю благоустроения вашей обители, но не могу действовать против своего сознания и вопреки указания покойнаго старца. Если воля Божия будет изменить это указание, то это иное дело. Простыя же человеческия хотения, как бы ни казались благовидными и благонамеренными, не только не созидаются, но и разрушаются, как сказано в Деяниях Апостольских: аще дело сие несть от Бога, разорится. Впрочем, ты, брате, терпи, и жди, и надейся лучшаго, только от Промысла Божия, а не от своих кое-каких предположений. Если желаешь только кое-чего, то вполне хорошаго не дождешься. Мы имеем Бога, Промыслителя, Всесовершеннаго, Всеблагаго, Всемогущаго, из небытия в бытие произведшаго целый мир, видимый и невидимый, и искупившаго нас падших Своею Кровию. Не силен ли он подать возможность к исправлению малейшей частицы разстроившейся, аще приспеет время к сему, по недоведомым нам Его судьбам?

Ты говоришь обыкновенно, что нам надо стремиться к сему. И я согласен, что надобно, только законным образом, с христианским терпением и пожданием.

<p>126. О преждевременном стремлении к безмолвию</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература