Собрание палийских джатак

И не заслужил проклятий".

Пахарь возразил:

"Нет, совсем не без причины

Злюсь я на царя Панчалу.

Некуда деваться людям

От нахлебников и татей.

Ночью от воров нет спасу,

Днём от сборщиков налогов.

Царь от всех отгородился,

Беззаконью потакает.

Мытари его сегодня

Приготовленный мне завтрак

У моей жены отняли.

Ей пришлось опять готовить.

Я проголодался в поле

И оглядываться начал –

Лемех плуга повернулся

И волу порезал ногу".

Пошли они дальше и в какой-то деревне заночевали. Поутру хозяин сел доить свою комолую корову, а та вздумала лягаться, ударила его самого и опрокинула подойник с молоком. Хозяин стал проклинать царя:

"Пусть в сражении ударят

Булавой царя Панчалу,

Как меня сейчас лягнула

Непослушная корова!"

Жрец возразил:

"Опрокинула подойник

Норовистая скотина,

Так при чём здесь царь Панчала?

Он-то в этом неповинен!"

Тот ответил:

"Ты недальновиден, брахман.

Есть за что винить Панчалу:

Эту злющую корову

Мы бы сами не доили,

Кабы мытари-пиявки

Молоко с нас не тянули!"

"Верно он говорит", – подумалось им. Вышли они на большую дорогу и направились назад к городу. А в деревне, лежавшей у них на пути, мытари зарезали пёстрого телёнка, чтобы из его шкуры наделать себе ножен для мечей. Корова, его мать, затосковала, перестала есть траву, пить воду, только слонялась по деревне и жалобно мычала. Глядя на неё, деревенские ребятишки стали слать царю проклятья:

"Хоть бы царь детей лишился,

Хоть бы он иссох от горя,

Как несчастная корова,

Что страдает без телёнка!"

Жрец воскликнул:

"Коли мается скотина –

Пастухи недоглядели;

Нет вины царя Панчалы,

Что она мычит тоскливо".

Ребятишки отозвались:

"Не скажи, достойный брахман!

Виноват-таки Панчала,

Он ведь мытарям позволил

Шкуру снять с её телёнка!"

"Ваша правда", – признали царь с жрецом и отправились дальше. Проходили они мимо пересохшего пруда; вороны клевали там лягушек. Только поравнялись с прудом, как бодхисаттва устами лягушки произнёс:

"Пусть с детьми сожрут Панчалу,

Когда он падёт в сраженье,

Как лягушек пожирают

Деревенские вороны!"

Жрец возразил:

"Не всем живым дарует царь защиту,

Но только человеческому роду.

Царь неповинен в нарушенье дхармы,

Когда на вас охотятся вороны".

Лягушка отозвалась:

"Неблагородны твои речи, брахман,

Ведь ты стремишься угодить владыке!

Когда цари народ свой притесняют,

Льстецы становятся опорой трона.

А будь у нас хорошее правленье,

Так у людей завёлся бы достаток,

Чтоб не скупиться в жертвоприношеньях.

Вороны бы остатками кормились

И перестали б поедать лягушек".

"Все, выходит, нас проклинают, даже лягушки в пруду!" – убедились царь со жрецом. Вернулись они в столицу и, памятуя о наставлении, что дал им бодхисаттва, взялись за ум и стали править согласно дхарме.

\

Примечания.

1 – В джатаках нередко название царства, именование его жителей и имя царя совпадают, либо же имя царя произведено от названия царства патронимическим аффиксом. Это означает, что из памяти ещё не изгладилась эпоха протогосударственных племенных объединений: название племени распространялось на территорию, им занимаемую, а индивидуальность царя была совершенно не важна.

Джатака о подвижнике Аламбуше и небесной деве

Sutta pitaka. Khuddaka nikāya. Jātaka. Cattalisa-Nipata. 523 Alambusa-Jataka.

Перевод с пали: В. Эрман, А.В. Парибок, 2002 г. выполнен по изданию В. Фаусбёля, опубликованному в Лондоне в 1877-1897 гг. По этому же изданию указан и порядковый номер джатаки.

"Тогда в горнем чертоге Судхарме…" – это сказал Учитель в роще Джеты по поводу некоего монаха, которого смущала его бывшая в мирской жизни жена. "Правда ли, монах, что ты тоскуешь?" – спросил его Учитель. "Правда, почтенный". – "Кто же нагнал на тебя тоску?" – "Моя бывшая жена". – "Эта женщина, о монах, причинила тебе много вреда. Ты когда-то из-за неё потерял способность созерцать и три года пролежал в беспамятстве, а очнувшись, стал горько каяться", – произнёс Учитель и рассказал о былом.