Собрание

Разрослой клубникой
Сердце сладеет
Или проглоченным угольком
Тихо в углу своем тлеет.

Сердце — то будто тихий дождь идет,
То рассыплется связкою порванных бус,
То барабанною дробью
Зайдется,
Под которую
Смертный номер
Сделает даже труc.

Это — подреберная чечетка.
Крохотные чьи-то пятки четко
Стучат, степ кто-то живой бьет.
Идет под него человек веселей
И на голгофы госпиталей,
И старости эшафот.

* Посыльных можно в смерть послать *

Посыльных можно в смерть послать
Вперед — с пожаром, наводненьем,
Чтоб тяжесть больше не таскать,
Умчаться беззаботной тенью.
Любимых книг полкби и полки,
И фотографии, и камни,
Что очень пригодятся там мне,
И вот уж ждут меня уже
Там, на девятом этаже,
В небесной горнице, и даже
Старинный бабушкин буфет,
С резною дверцей,
Там очнется.
Он, впрочем, и не нужен там —
Не деревянен, бестелесен…
А просто бедная душа
В него попервости забьется,
Как в детстве, в прятки, что ль, играя,
Пока о жизни не забудет
Безвещного в преддверье рая.

О преимуществах двойного самоубийства

Клейст —
Имя его — потаенный крест.
(Клёст — птица певчая,
У ней скрещенный клюв.)
Он связал себя нитью крепкой
Кровавой, намертво свив
С возлюбленной, пулю ей в сердце вдув,
А себе храм головы разгромив.

А если с крыши кинуться вдвоем
С высокой, за руки держась,
Не расцепляя в смерти пальцев
И чувствуя и ужас, и любовь,
В одно крылатое созданье превратиться.
И только смерть — она ведь математик,
Она разделит, раздробит
На два, на две…
Да, математик,
Но с изъяном в голове.
Она не научилась
Сложенью или умноженью,
А только вычитанью и деленью.

Лететь бы вместе вниз иль вверх
Мгновенье, нет, о, целый долгий век.

Блаженный и отчаянный полет,
В котором с хрустом
Жизнь вдруг расцветет.

Драка на ножах

И перекреститься ножом,
И перекреститься метелкой,
Прежде чем на убой
Идти безмолочною телкой.

Неделю вот уже вокруг меня
Смерть прыгала и ласково смеялась,
Вила петлю, во сне ко мне являлась.
Я ей сказала: “Погодите малость.
Я и сама не прочь
Укрыться с вами в бархатную ночь,
Но больно вы развязны, ваша милость”.

Когда б она тотчас же скрылась,
Ушла в засаду, в водке растворилась,
То сердце ей мое легко б открылось.
Открылось бы, разверзлось, взорвалось…
Но нет. Она все тут. На кухне я ножом
Какой-то овощ к ужину кромсала,
Но вдруг она подкралась и ужом
Затылок ядовито облизала.
И тут я обернулась. Лезвиё
Вонзила в воздух аккуратно,
И что-то ойкнуло, и в воздухе ночном
Вдруг расплылись, забагровели пятна.
“Ты мне ребро сломала, вот ужо!” —
Так пустота вопила под ножом.

Рождество на Авентине