Собор Святой Марии

— Осквернение хостии, — прервал его Арнау, — можно оценить дороже, чем другое преступление. Зачем спорить? Евреи уже осуждены и приговорены независимо от того, найдется окровавленная хостия или нет. — Арнау посмотрел на викария, который явно колебался, и спросил: — Почему не попытаться сделать это? Если все удастся, заплатят евреи, только они. В противном случае этот год для коммерции станет провальным — вот тогда мы поплатимся все.

Окруженный рабочими, среди шума и пыли, Арнау смотрел на ключевой камень, который закрывал второй из четырех сводов в центральном нефе церкви Святой Марии. Это был последний свод, который они построили. На большом ключевом камне была изображена сцена Благовещения: стоящая на коленях Богородица в красной накидке, расшитой золотом, принимает известие о своем скором материнстве из уст архангела. Живые цвета, красные и синие, в сочетании с позолотой приковывали внимание Арнау.

Прекрасная сцена.

Викарий обдумал предложение Арнау и в конце концов уступил: двадцать пять тысяч фунтов и пятнадцать виновных. Таков был ответ викария после переговоров с инфантом доном Хуаном.

— Пятнадцать виновных? Ты хочешь казнить пятнадцать человек из-за инсинуаций четырех умалишенных?

Викарий стукнул кулаком по столу.

— Эти умалишенные являются служителями святой католической церкви!

— Ты прекрасно знаешь, что я прав, — настаивал Арнау.

Оба посмотрели друг на друга.

— Без виновных, — твердо произнес Арнау.

— Это невозможно. Инфант…

— Без виновных! Пятнадцать тысяч фунтов — это целое состояние.

Арнау снова покинул дворец викария, не зная, что делать дальше. Как сказать об этом Хасдаю? Неужели придется объяснять, что пятнадцать из них должны умереть? Однако картина пяти тысяч человек, запертых в синагоге без воды и еды, не выходила из головы…

— Когда будет ответ? — спросил он у викария.

— Инфант на охоте.

На охоте! Несколько тысяч человек заточены по его приказу, а он отправился на охоту! От Барселоны до Жероны, где находятся земли инфанта, герцога Жероны и де Серверы, должно быть, не более трех часов езды на лошади, но Арнау пришлось подождать до следующего дня, когда уже наступил вечер.

— Тридцать пять тысяч фунтов и пятеро виновных, — поджав губы, произнес викарий. По тысяче фунтов за еврея. «Возможно, это и есть цена за каждого человека», — подумал Арнау.

— Сорок тысяч и никаких виновных.

— Нет.

— Я пойду к королю.

— Ты прекрасно знаешь, что у короля достаточно проблем из-за войны с Кастилией, для этого он и оставил своего сына наместником Для чего-то же он его назначил?

— Сорок пять тысяч, но без виновных.

— Нет, Арнау, нет…

— Спроси у него!.. — крикнул Арнау. — Я тебя прошу, — стараясь успокоиться, добавил он.

Зловоние, которое исходило из синагоги, ударило в нос Арнау, когда он был еще в нескольких метрах от нее.

Улицы еврейского квартала выглядели еще ужаснее, чем день назад; повсюду валялись выброшенные из домов вещи евреев, битая посуда и разломанная мебель. Внутри жилищ слышался стук и треск: черные монахи долбили стены и срывали полы в поисках тела Христова. Арнау пришлось сделать над собой усилие, когда он встретился с Хасдаем, которого на этот раз сопровождали два раввина и предводители общины. У консула слезились глаза. Было ли это от потоков мочи, которые вытекали из синагоги, или от избытка чувств, вызванных теми новостями, которые он должен был им сообщить?

Под аккомпанемент бесконечных стонов Арнау наблюдал за людьми, которые глубоко дышали, стараясь вдохнуть как можно больше свежего воздуха. Господи, как же они выдерживали там, внутри? Евреи затравленно оглядывались по сторонам, ужасаясь тому, что творилось на улицах их квартала, и частое дыхание замедлялось от увиденного безобразия.

— Они требуют виновных, — сказал им Арнау, когда все пятеро пришли в себя. — Мы начали с пятнадцати, закончили пятью, и я надеюсь…

— Мы не можем ждать, Арнау Эстаньол, — перебил его один из раввинов. — Сегодня умер старик. Он был болен, но наши врачи не смогли для него ничего сделать, даже смочить ему губы. Нам не позволяют похоронить его. Ты понимаешь, что это означает? — Он пронзительно посмотрел на Арнау, и тот кивнул. — Завтра зловоние от его разлагающегося тела добавится к…

— В синагоге такая теснота, — перебил его Хасдай, — что мы не можем даже двигаться. У людей нет возможности подняться, чтобы отправить свои естественные потребности. У матерей исчезло молоко; они давали грудь новорожденным и другим детям, чтобы утолить их жажду. Если мы подождем еще несколько дней, пятеро виновных покажутся пустяком.

— И еще сорок пять тысяч фунтов, — добавил Арнау.

— Что нам деньги, если мы все можем умереть? — вмешался другой раввин.

— И что же? — спросил Арнау.

— Соглашайся, Арнау, — взмолился Хасдай.

Арнау позвали на следующее утро. Трое виновных.

— Это ведь люди! — упрекнул Арнау викария.

— Это — евреи, Арнау. Всего лишь евреи. Еретики являются собственностью короны. Без ее милости они бы уже сегодня все были мертвыми. Король решил, что трое из них должны заплатить за осквернение хостии. Этого требует народ.