Собор под звездами

(Настоятель Троицкого собора лейб гвардии Измайловского полка отец Геннадий (Бартов) благословляет новобранцев на защиту Отечества… Традиции возрождаются…)

«…Нам нужно зафиксировать годы церковного возрождения в исторической памяти людей. Эти 25 лет – это с точки зрения возрождения церковной религиозной жизни феномен, которому нет равных в мировой истории…» - сказал Святейший Патриарх Московский и вся Руси Кирилл.

(Освящение знамен воинских частей уже в наше время… Традиция немыслимо прекрасная, возвращающая понимание того, Что есть воинское знамя… И, может быть, мы еще застанем то время, когда офицеры вновь захотят не «обмывать», а – освящать свои погоны…)

К нам возвращается наша история, традиции, мы снова имеем возможность безбоязненно узнавать о духовной жизни… Но какой ценой это оплачено и каких трудов это стоит сейчас…

   Немало перенес на своем веку этот воинский собор… Я вчитывался в биографии священников, служивших в нем и удивлялся яркости их судеб. Иногда даже суеверная мысль возникала: они выбирали собор, или собор призывал их? Революция мало кого из них пощадила. Они выжили под пулями и осколками на фронтах и были расстреляны в своей стране… Они были живым укором как оставшимся в тылу трусам и дезертирам, так и эмигрантам-космополитам, без Родины, веры и чести…

 В соборе есть икона причисленного к лику святых настоятеля Троицкого собора- протоиерея Чельцова. Большевики несколько раз арестовывали его. Невзирая ни на что, священник продолжал служить, проповедовать, уже догадываясь, какой финал готовят большевики для русской церкви.  Ему довелось даже сидеть в камере смертников, ежечасно ожидая расстрела. На допросах держался достойно. Оставил удивительные воспоминания. В 1930 году вновь арестован по делу графини Зарнекау (белогвардейцам удалось выкрасть из большевистского Петрограда дочь принца Ольденбургского – сюжет достойный приключенческого романа… Если б только спасенная графиня не дала зарубежной прессе «благодарственное» интервью, в котором поименно поблагодарила всех, кто помог ей спастись. Большевики были, конечно, сволочи, но не дураки, и читать умели). Протоиерея арестовали и расстреляли вместе с еще одним священнослужителем Троицкого собора – отцом Михаилом (Николаевским), в Рождество 1931 года. По воспоминаниям красноармейцев, идя на расстрел, Чельцов пел тропари Рождеству…

(Настоятель, протоиерей Геннадий Бартов, рассказывает о подвиге отца Михаила, а священники собора держат икону, приготовленную для освящения.)

 Судьбу одного из героев повести «диакона Сергия – младшего» я перенял с биографии диакона Троицкого собора Федора Ивановича Юдина. Во время Второй мировой войны он оказался на оккупированной немцами территории (служил протодиаконом при архиепископе Нарвском Павле (Ивановском). Арестован в 1944 по обвинению в измене Родине. Освобожден в 1955. В 1958 вернулся в Петербург, служил в церкви на Смоленском кладбище. С 1963 – в Троице– Сергиевой Лавре. Скончался в 1974 году, в возрасте 74 лет. Братия монастыря оставила о нем очень хорошие воспоминания. С ранней юности до самой смерти он служил Церкви и Богу… Признан «неподлежащим реабилитации» …

Увы, мне не удалось найти сведений о послереволюционной судьбе колоритнейшего протодиакона Крестовского, послужившего прообразом «отца Сергия-старшего». Да-да, это вполне реальная личность именно с таким характером, как я и описывал.(Вот он, на фото, во время службы в соборе Семеновского полка, рядом с настоятелем.)

Офицер Семеновского полка Юрий Макаров в воспоминаниях «Моя служба в старой гвардии», пишет: «Бесспорно, самой красочной фигурой нашего причта был протодиакон Николай Васильевич Крестовский. Гвардейского роста, с черной бородкой и гривой вьющихся волос, всегда веселый, с громоподобным голосом, он был любимцем полка и всего Введенского прихода. Выпить мог – море, каковое обстоятельство не могло не способствовать его широкой популярности. Он был не только добродушен, но и очень сострадателен и активно добр. Ночлежный дом, столовая и оказание всяческой помощи – находились в непосредственном его ведении, и не бывало церковной службы, чтобы, при выходе, его не ожидало несколько скудно одетых личностей. Приходская голытьба стояла за него горой. Когда его произвели в протодиаконы, он был этим очень горд и на обращение «отец диакон» отзываться перестал. Рассказывали, что какая-то старуха раз после службы долго плелась за ним по церкви, взывая:

— Отец диакон! Отец диакон!

Тот никакого внимания. Наконец, на пятый раз, Николай Васильевич наклонил голову и бархатной октавой в нижнем «до» пустил:

— Прото!                                                                                                                             — Отец диакон!

— Прото…

Наконец, старуху осенило:

— Отец протодиакон!

— То-то! — отозвался он на два тона ниже и остановился…»