Собор Парижской Богоматери

Будучи свободной лишь в области зодчества, мысль и высказывалась целиком только на тех страницах, которые называются зданиями. В этой форме мысль лицезрела, как ее в виде рукописи сжигали на площадях рукой палача. Мысль, выраженная на портале собора, присутствовала при казни мысли, запечатленной в книге. Поэтому вполне понятно, что мысль с такой стремительностью бросалась на единственный путь, оставшийся ей открытым. Этим только и можно объяснить невероятное количество церквей, покрывших всю Европу, – количество до такой степени громадное, что трудно поверить, даже пересчитав их лично. Очевидно, все материальные и духовные силы общества тогда сосредоточились в одном зодчестве, как в зрительном фокусе. Под предлогом сооружения церквей для служения Богу широко развивалось искусство.

В то время каждый родившийся поэтом делался архитектором. Вся та сумма дарований, которая была рассеяна в массах и со всех сторон подавлялась феодализмом, точно стеною бронзовых щитов, находила приложение только в зодчестве и, широко пользуясь этим искусством, писала свои «Илиады» в форме соборов. Все остальные искусства подчинились зодчеству и служили ему, перестав существовать самостоятельно. Они были чернорабочими великого дела. Архитектор-поэт, архитектор-мастер подчинил себе и скульптуру, покрывавшую резьбою его фасады, и живопись, разрисовывавшую ему оконные стекла, и музыку, приводившую в движение колокола и дышавшую трубами органа. Даже бедная поэзия, которая так упорно прозябала в рукописях, в конце концов, не желая окончательно погибнуть, должна была согласиться войти в рамки здания под формою гимна или прозы. Эту же роль играли в греческих празднествах трагедии Эсхила, а в храме Соломона – Книга Бытия.

Таким образом, до Гуттенберга зодчество было преобладающею формою письменности, общею для всего мира. Его гранитная книга, начатая Востоком, продолжавшаяся греческою и римскою древностью, была дописана Средними веками. Нужно, впрочем, заметить, что не в одни Средние века можно было наблюдать, как зодчество народное выступает на смену зодчеству кастовому; это случалось и в другие периоды истории человечества. Укажем вкратце на главнейшие проявления закона, для подробного исследования которого понадобилось бы исписать целые тома. На дальнем Востоке, этой колыбели первобытного человечества, индусское зодчество сменяется финикийским, этим щедрым родоначальником арабского. В классической древности за египетским зодчеством с его разновидностями – циклопическими постройками и этрусскими подземными сводами – следует греческое, продолжением которого служил римский стиль в соединении с карфагенским куполом. Потом, в Средних веках, как мы уже видели, на смену зодчеству романскому явилось готическое. Классифицируя все эти различные виды зодчества, мы видим, что они составляют, так сказать, три двойные серии, из которых первая половина – зодчество индусское, египетское и романское – символизирует одно понятие: теократию, касту, единство, догмат, миф, бога, а вторая половина – зодчество финикийское, греческое и готическое, при всем различии их форм, – представляет понятие совершенно противоположное: свободу, народ, человека. В зданиях первого порядка, то есть в индусских, египетских и романских, чувствуется влияние одного священнослужителя, как бы он ни назывался: брамином, магом или Папою, между тем как в зданиях, созданных не кастою, а народом, – нечто совершенно иное. Так, в постройках финикийских чувствуется купец, в греческих – республиканец, в готических – буржуа.