Собор Парижской Богоматери

Священник усмехнулся кривой, горькой усмешкой.

­ И это вас забавляет?

­ Это рай! ­ воскликнул Гренгуар и, наклонившись над изваяниями с восторженным видом человека, демонстрирующего живых феноменов, продолжал: -Разве вы не находите, что изображение на этом барельефе выполнено с необычайным мастерством, тщательностью и терпением? Взгляните на эту колонку. Где вы найдете листья капители, над которыми искуснее и любовнее поработал бы резец? Вот три выпуклых медальона Жана Майльвена. Это еще не лучшее произведение его великого гения. Тем не менее наивность, нежность лиц, изящество поз и драпировок и то необъяснимое очарование, каким проникнуты самые его недостатки, придают этим фигуркам, быть может, даже излишнюю живость и изысканность. Вы не находите, что это очень занимательно?

­ Конечно! ­ ответил священник.

­ А если бы вы побывали внутри часовни! ­ продолжал поэт со свойственным ему болтливым воодушевлением. ­ Всюду изваяния! Их так много, точно листьев на кочане капусты! А от хоров веет таким благочестием и своеобразием, ­ я никогда нигде ничего подобного не видел!..

Клод прервал его:

­ Значит, вы счастливы?

Гренгуар ответил с жаром:

­ Клянусь честью, да! Сначала я любил женщин, потом животных. Теперь я люблю камни. Они столь же забавны, как женщины и животные, но менее вероломны.

Священник приложил руку ко лбу. Это был его обычный жест.

­ Разве?

­ Ну как же! ­ сказал Гренгуар. ­ Они доставляют такое наслаждение!

Взяв священника за руку, чему тот не противился, он повел его в лестничную башенку Епископской тюрьмы.

­ Вот вам лестница! Каждый раз, когда я вижу ее, я счастлив. Это одна из самых простых и редкостных лестниц Парижа. Все ее ступеньки скошены снизу. Ее красота и простота заключены именно в плитах этих ступенек, имеющих около фута в ширину, вплетенных, вбитых, вогнанных, вправленных, втесанных и как бы впившихся одна в другую могучей и в то же время не лишенной изящности хваткой.

­ И вы ничего не желаете?

­ Нет.

­ И ни о чем не сожалеете?

­ Ни сожалений, ни желаний. Я устроил свою жизнь.

­ То, что устраивают люди, расстраивают обстоятельства, ­ заметил Клод.

­ Я философ школы Пиррона и во всем стараюсь соблюдать равновесие, сказал Гренгуар.

­ А как вы зарабатываете на жизнь?

­ Время от времени я еще сочиняю эпопеи и трагедии, но всего прибыльнее мое ремесло, которое вам известно, учитель: я ношу в зубах пирамиды из стульев.

­ Грубое ремесло для философа.

­ В нем опять-таки все построено на равновесии, ­ сказал Гренгуар. Когда человеком владеет одна мысль, он находит ее во всем.

­ Мне это знакомо, ­ молвил архидьякон.

Помолчав немного, он продолжал:

­ Тем не менее у вас довольно жалкий вид.

­ Жалкий ­ да, но не несчастный!

В эту минуту послышался звонкий цокот копыт. Собеседники увидели в конце улицы королевских стрелков с офицером во главе, проскакавших с поднятыми вверх пиками.

­ Что вы так пристально глядите на этого офицера? ­ спросил Гренгуар архидьякона.

­ Мне кажется, я его знаю.

­ А как его зовут?

­ По-моему, его зовут Феб де Шатопер, ­ ответил архидьякон.

­ Феб! Редкое имя! Есть еще другой Феб, граф де Фуа. Я знавал одну девушку, которая клялась всегда именем Феба.

­ Пойдемте, ­ сказал священник. ­ Мне надо вам кое-что сказать.

Со времени появления отряда в священнике, под его маской ледяного спокойствия, стало ощущаться волнение. Он двинулся вперед. Гренгуар последовал за ним по привычке повиноваться ему; впрочем, все, кто приходил в соприкосновение с этим властным человеком, подчинялись его воле. Они молча дошли до улицы Бернардинцев, довольно пустынной. Тут отец Клод остановился.

­ Что вы хотели мне сказать, учитель? ­ спросил Гренгуар.

­ Вы не находите, ­ раздумчиво заговорил архидьякон, ­ что одежда всадников, которых мы только что видели, гораздо красивее и вашей и моей?

Гренгуар отрицательно покачал головой.

­ Ей-богу, я предпочитаю мой желто-красный кафтан этой чешуе из железа и стали! Нечего сказать, удовольствие ­ производить на ходу такой шум, словно скобяные ряды во время землетрясения!

­ И вы, Гренгуар, никогда не завидовали этим красавчикам в доспехах?

­ Завидовать! Но чему же, ваше высокопреподобие? Их силе, их вооружению, их дисциплине? Философия и независимость в рубище стоят большего. Я предпочитаю быть головкой мухи, чем хвостом льва!

­ Странно! ­ все так же задумчиво промолвил священник. ­ А все же нарядный мундир ­ очень красивая вещь.

Гренгуар, видя, что архидьякон задумался, пошел полюбоваться порталом одного из соседних домов. Вернувшись, он всплеснул руками:

­ Если бы вы не были так поглощены красивыми мундирами военных, ваше высокопреподобие, то я попросил бы вас пойти взглянуть на эту дверь, сказал он. ­ Я всегда утверждал, что лучше входной двери дома сэра Обри нет на всем свете.

­ Пьер Гренгуар! Куда вы девали цыганочку-плясунью? ­ спросил архидьякон.

­ Эсмеральду? Как вы круто меняете тему беседы!

­ Кажется, она была вашей женой?

­ Да, нас повенчали разбитой кружкой на четыре года. Кстати, -добавил Гренгуар, не без лукавства глядя на архидьякона, ­ вы все еще помните о ней?

­ А вы о ней больше не думаете?