Собор

— Вас спутаешь, пожалуй… Ну, если деньги не у вас, то меня от вашего имени обокрали, милостивый государь. Извольте взглянуть!

И с этими словами художник вытащил из секретера и швырнул на столик маленький зеленоватый конверт. Первое, что заметил Огюст, это свой собственный почерк, которым на конверте было аккуратно написано: «Господину Брюллову»… Само письмо, вернее, записка на небольшом листке бумаги была написана по-французски, и если бы Монферран не знал наверняка, что не писал ее, то поверил бы, безусловно, в свое авторство.

«Мсье Брюллов! — гласила записка. — Для скорейшего разрешения нашего с Вами недоразумения Вам лучше бы вспомнить, что Вы позабыли соблюсти некое условие, о котором мы с Вами, кажется, говорили при заключении договора. Если Вы поступите сообразно общему правилу, мы поговорим в ближайшее время о продолжении начатой Вами работы.

С глубочайшим уважением…»

— Подпись не моя! — вскричал Огюст, перечитав записку.

— Что значит не ваша? — сердито спросил художник.

— Росчерк не мой, наклон… Похоже, но не то. Это подлог, сударь.

— Мило! — криво усмехнулся Карл Павлович. — Но на конверте, если изволили заметить, и печать ваша стоит… Кто же это так легко до нее добрался, господин Монферран?

Огюст побледнел. Да, сломанная пополам печать на капле сургуча была его печатью. У архитектора закружилась голова.

— Но послушайте! — закричал он. — Да я же не сумасшедший! Я бы не поставил печати под документом, уличающим меня в непорядочности, я бы и подписи под такой бумагой не поставил, наверное, приди мне в голову в самом деле требовать с вас… да с кого бы то ни было… О, господи! Но что же это такое? Кто, в самом деле, мог ее взять?

И тут вдруг он вспомнил, кто мог, вернее, кто взял… Под каким-то невинным предлогом неделю назад его печать попросил на полчаса его помощник Андре Пуатье… Огюст дал ему ключ от своего секретера и попросил убрать печать на место, когда она будет не нужна. Он тогда торопился…

«Как мог я сделать такую глупость?!» — в ужасе подумал архитектор. И вслух спросил художника:

— Как выглядел этот человек? Тот, что от меня пришел?

— А никак, — развел руками Брюллов. — Обыкновеннейшее лицо. Борода вот торчала. Приклеил, видно…

И Карл Павлович расхохотался. Он не верил Монферрану.

— Вы дали ему деньги для меня? — резко спросил Огюст. — Да? Сколько он взял? В записке суммы нет.

— Еще бы и сумма была! — продолжая хохотать, художник подмигнул главному архитектору. — И то уж слишком откровенно. Он взял с меня, этот бородатый, семь тысяч рублей. Мало?

— Дрянь! — прошептал архитектор. — Ах, дрянь… Эту сумму, Карл Павлович, я вам завтра же верну.

Брюллов поднял брови:

— Но раз вернете, то, стало быть, получали.

— Нет, — надменно покачал головой Монферран. — Просто знаю, кажется, с кого взять ее. Верьте мне или нет — это ваше дело, сударь. Но говорить и писать обо мне мерзости прекратите… Я этого требую. Семь тысяч рублей вам завтра принесет мой управляющий Самсонов. Вы его знаете. Главное, не забудьте своего обещания относительно плафона. И прощайте, милостивый государь!

Он снова взял себя в руки, но его голос против воли дрожал от обиды и гнева, и, выходя, он едва удержался от того, чтобы не хлопнуть что есть силы дверью кабинета.

V

Карета неслась во весь дух, но Огюсту казалось, что она едет слишком медленно. Он задыхался от бешенства.

— Ничтожество! Дрянь! — шептал он, с такой силой сжимая кулаки, что ногти впивались ему в ладони. — Неужели он надеялся, что это сойдет ему?! Да я же его под суд отдам, в Сибирь отправлю!

Пуатье жил в доме на углу Гороховой и Фонтанки. До сего дня Монферрану не случалось бывать у него, но адрес он помнил.

— Стой! — крикнул он кучеру, и карета резко остановилась у трехэтажного дома с балконами.

Квартира, которую снимал архитекторский помощник, была на последнем этаже, и Огюсту второй раз за день пришлось взметнуться по лестнице, прыгая через три ступеньки: медленнее он просто не мог.

На его звонок опять долго не открывали, и он, потеряв терпение, заколотил в дверь тростью и крикнул:

— Отворите, Пуатье!

За дверью зашуршали юбки, заскрипел ключ, дверь открылась.

— Что вам надо? — спросила по-французски миниатюрная девица в алом с кружевами платье и с ярко-красными перьями в волосах. Ее кукольное личико выражало некоторый испуг и капризное возмущение.

Монферран тут же вспомнил, что видел эту девицу. Она пела в концерте, на котором они с Элизой были недели три тому назад. «Мадемуазель Бланш Дюсьер», — подсказала память.

— Мне нужен мсье Пуатье, мадемуазель, — сказал архитектор, входя в довольно узкий коридор и направляясь из него в комнату, судя по всему гостиную.