Собор

— Я задержала вас! Когда же вы вернетесь? Давайте-ка я позову лакея, чтоб проводил вас до дороги… Только условимся, когда вы мне принесете готовый проект…

Домой Огюст вернулся в одиннадцатом часу вечера.

— Ну и как тигрица? — спросила его за ужином Элиза.

Он усмехнулся, ковыряя ложечкой бисквит на блюдце (после обеда в Суворово ему совершенно не хотелось есть).

— Знаешь, Лиз, эта женщина, по-моему, очень умна. Но при этом в ней полно какой-то сентиментальной восторженности. Наверняка обожает Вальтера Скотта, читает чувствительную поэзию и до сих пор рисует для себя романтические образы, которых нет и не может быть в жизни. Всему или почти всему может дать оценку, но иногда так категорично, что после уже не решишься высказать свое мнение. Этакая смесь огня и фиалок.

Элиза ничего не сказала, только посмотрела на мужа взглядом очень долгим и пристальным, и в пляшущих бликах пламени ее лицо показалось ему вдруг и обиженным, и насмешливым сразу.

— Ты что так смотришь, а?

— Ничего, — она встала из-за стола и отошла к окну, за которым в непроглядной ночной темени начал тихо-тихо накрапывать дождик. — Ничего, я только подумала: что ты скажешь ей обо мне, если вдруг она тебя спросит, Анри?

— Почему вдруг она станет меня о тебе спрашивать? — он хотел возмутиться, но в его голосе прозвучало не возмущение, а раздражение. — Ты — моя жена, и с какой стати чужому человеку…

Он не договорил и, махнув рукою, уткнулся в газету.

XV

Они с госпожой Суворовой условились встретиться через неделю, когда будут готовы рисунки и чертежи проекта усадебного дома, но волею самой Ирины Николаевны увиделись гораздо раньше, спустя три дня после поездки Монферрана в ее имение.

В этот день Огюст с девяти утра был на строительстве и почти не спускался с лесов на землю: заканчивалась сборка металлических конструкций купола, внизу уже приступили к золочению его медного покрытия. Главный архитектор весь день сновал по лесам и по бесчисленным лестницам внутри купола, проверяя прочность соединений, ударяя металлическим молотком по толстым литым балкам в тех местах, где на них приходилась самая большая нагрузка, чтобы убедиться: при сборке их не повредили, и сами они выдержали, в них нет трещин, они не откажутся служить…

Смотреть по сторонам Монферрану было некогда, и он лишь изредка замечал далеко внизу ртутный блеск Невы, прямую полосу Адмиралтейского проспекта, Исаакиевскую площадь, наполовину застроенную бараками и сараями, наполовину обнесенную высокой изгородью. Вторую, свободную ее половину завершала еще одна изгородь, недавно сколоченная, и за нею тоже копошились темные фигурки рабочих, виднелись очертания свежевырытого котлована рядом с полуразобранными стенами старого здания. Любимый ученик Монферрана, Андрей Иванович Штакеншнейдер, начинал строительство дворца для царской дочери Марии Николаевны.

«А еще полгода назад бегал ко мне с чертежами и рисунками, — подумал Огюст, мельком глянув на ту сторону площади, — хныкал: «Не могу, Август Августович, не получается ни черта! Посоветуйте… А может, бросить, отказаться?» Он всегда так: сомневается в себе до последней минуты, а потом создает такое, что хоть завидуй ему… Волшебник застенчивый!»

— Добрый день, мсье Монферран!

Он вздрогнул, невольно пошатнувшись на лесах. Его поразило даже не обращение на французском языке, само по себе редкое на строительстве, да еще на высоте семидесяти метров от земли. Это было бы еще куда ни шло, но голос, окликнувший архитектора, был голосом женщины!

Огюст обернулся, и ему тут же подумалось, что он бредит: прямо перед собою он увидел Ирину Николаевну Суворову. Она стояла на деревянной лесенке, соединявшей два яруса лесов, одной рукой опираясь на шаткие перильца, другой придерживая приподнятый подол черного шерстяного платья и край темно-вишневой накидки; слегка задыхаясь после головокружительного подъема по десяткам таких же почти вертикальных лесенок. Ветер трепал и раскидывал в разные стороны перья на ее шляпе.

— Добрый день, — повторила она, улыбнувшись, явно забавляясь его ошеломленным взором.

— Что… Как… Как вы попали сюда?! — вскрикнул архитектор, пытаясь придти в себя. — Кто вас пропустил на строительство?! Кто разрешил сюда забираться?!

— Пропуск с разрешением мне раздобыл князь Василий Петрович{Попасть на строительную площадку можно было только по специальному разрешению Монферрана. Но такой влиятельный вельможа, как князь Кочубей, мог добыть его непосредственно у министра двора, что вообще-то было нарушением порядка.}, — ответила, не смутившись, молодая женщина. — Я сказала князю, что ужасно хочу посмотреть, как же тут строят, он и постарался… Ну а поднялась я сюда, ни у кого ничего не спрашивая. Наверное, никому просто не пришло в голову, что я полезу…

Огюст с трудом перевел дыхание, подавляя готовое вырваться ругательство.