Собор

— Черт его принес! Проси… Скажи, придется минуту подождать.

С этими словами Огюст быстро прошел к себе в кабинет, скинул халат, поспешно надел фрак, щеткой поправил волосы, прыснул одеколоном на шейный платок и уже другим, неторопливым шагом вышел в гостиную.

Тем временем Филипп Филиппович на правах доброго знакомого уселся без приглашения в кресло и встретил хозяина громким чиханием после очередной понюшки крепкого английского табака. Впрочем, он тут же извинился и привстал, чтобы пожать протянутую Огюстом руку.

— Милый мой, я к вам с наисквернейшей новостью! — сообщил он, когда Монферран тоже устроился в кресле и вопросительно посмотрел на гостя.

— Могли бы начать с хороших новостей! — усмехнулся Монферран — Но раз уж вам не терпится… Так что же случилось?

Вигель втянул еще одну понюшку, наморщил нос, закрылся платком, однако на этот раз удержался от чихания и, расправив свою гримасу, проговорил:

— Итак, мсье, двадцатого октября, в то время как вы были в Пютерлаксе, в Совет Академии художеств была подана докладная записка, на многих листах написанная и состоящая из семи пунктов, один другого лучше. В ней весь ваш проект Исаакиевской церкви представлен неграмотным, ведение работ названо неверным и утверждается, что таким способом ничего приличного построено не будет.

— Та-а-ак… — Монферран резко приподнялся, кресло под ним качнулось и едва не опрокинулось. — И что еще там было?

— О много чего! — охотно отозвался Вигель. — Вы там названы полным невеждою, у вас будто бы нет должного образования, и все ваши утверждения об окончании Специальной архитектурной школы — вымысел, то есть ложь…

— Что-о-о?!

— Да постойте же, это не все. Написано, мсье, что вы — авантюрист сумевший обмануть высокое начальство и занять незаслуженно высокое положение. И поведение ваше якобы во многом недостойно. К примеру, вы носите орден Почетного легиона, а на самом деле вас им никогда не награждали… Начальству вашему дается совет разобраться в ваших делах и понять, какому негодяю, оно доверилось… Ну и множество еще тому подобных фраз… Право, всего я и не помню.

В этот момент архитектору показалось, что начальник канцелярии шутит либо добавляет что-то от себя, однако бледное лицо Вигеля было совершенно серьезно.

— Этого не может быть! — запальчиво и растерянно воскликнул Монферран, когда Вигель замолчал. — Кто… кто это подписал?! Кто посмел написать такое?!

— Написал человек, который вас знает. Вот что хуже всего, — проговорил Филипп Филиппович. — Записка была подана господином Модюи, членом нашего Комитета и, ежели вы знаете, членом-корреспондентом французского Королевского института. Должен сознаться, все написанное произвело впечатление на Академию.

Если бы в эту минуту треснул потолок комнаты и на голову Огюсту полился огненный дождь, и то он не испытал бы подобного потрясения. Имя, названное Вигелем, заставило его на миг задуматься, не сошел ли он с ума… Комната закружилась вокруг него… В ушах раздался чудовищной силы звон, и он что есть силы стиснул руками виски, чтобы не свалиться в обморок. Прозрачные струйки пота полились по его лбу, щекам, подбородку…

— Вам дурно? — с деланным испугом спросил Вигель, привставая в кресле.

— Нет, что вы! Мне даже весело! — Огюст говорил и не узнавал своего голоса: он стал вдруг сухим и колючим, жестким, как у человека злого и уже немолодого. — Да, да Модюи… Он меня действительно очень хорошо знает. И что Совет Академии? Ведь сегодня… Какое же число? А! Двадцать четвертое. Что предпринял Совет?

Вигель вздохнул:

— Ну, что вы хотите? Оленин тут же, на другой же день, собрал по этому поводу совещание. Дело-то нешуточное..

— И что решило совещание? — спросил Монферран, с самым равнодушным видом доставая платок и вытирая лицо и шею, совершенно мокрые от пота.

— Совещание, — сказал Филипп Филиппович, — отметило, что записка к архитектуре имеет весьма малое отношение, а является нападением одного архитектора на другого, то бишь, как выразился кто-то из них, спор архитекторов. Хм!

— А господин Модюи что сказал на это? — поинтересовался Огюст. — Защищал ли он свою принципиальность?

— А его там не было! — рассмеялся Вигель. — Как только записку прочитали, сей господин исчез с концами… А совещание решило в конце концов, что в таком деле и вас надобно выслушать, а самое главное, дело это подведомственно Комиссии построения, и записку туда и надо передать.

— Слава богу! — вырвалось у архитектора. — Бетанкур поймет что к чему.