Собор

— У меня были разработки такого рода, — солгал он. — Часть рисунков я просто скопировал с неиспользованных в других постройках интерьеров. Словом, если вас устраивает, то и слава богу. Мне уйти, или вы позволите посидеть еще среди этих дивных роз, георгинов и камелий? У вас, будто в раю!

— Я бы очень не хотела, чтоб вы так скоро ушли, — Ирина Николаевна налила ему еще вина, но свой бокал оставила пустым. — Если вы не спешите…

— Я, нет. А вы разве сегодня не едете в оперу?

Вопрос был задан очень небрежно, но, задав его, архитектор пристально посмотрел на хозяйку и заметил, что она немного покраснела.

— Я уже неделю не езжу туда, мсье, — сказала она. — Меня стала утомлять эта толпа и эти сумасшедшие аплодисменты.

— И вам не хочется больше каждый вечер видеть синьора Чинкуэтти?

Она усмехнулась и посмотрела в глаза гостю надменно и лукаво.

— Я видела его не далее как сегодня.

— Вот как! — Огюст едва не поперхнулся вином. — Сегодня!

— Ну да, — не смутившись, проговорила Ирина. — Он приехал ко мне утром. Подумать только, когда я каждый вечер сидела там, в ложе, он меня едва замечал… а теперь, стоило мне исчезнуть, ему стало не хватать меня. Целый час я выслушивала от него бог знает что!

— Он надерзил вам? — спросил архитектор, отворачиваясь, чтобы глаза его не выдали. — Что он говорил?

— Представьте, что он меня любит, — голос Ирины был так печален, что слова ее никак нельзя было счесть выдумкой. — Да, оказывается, он меня любил. Оказывается, у него была жена, с которой он двадцать лет назад расстался, только этого никто не знал. В Италии нет разводов, и Джанкарло был связан все эти годы. Недавно ему написали, что эта женщина умерла.

— И он предложил вам? — резко спросил архитектор.

— Ну, прямо не предлагал. Но сказал, что у него громадные деньги, что от славы он смертельно устал, что мог бы бросить сцену, купить себе имения, даже титул… На это я ответила, что выходит, ошибалась в нем. Я-то думала, что сцена, его искусство — это и есть его жизнь. И если бы я любила его по-прежнему, то вышла бы замуж именно за маэстро Джанкарло, а не за какого-нибудь новоявленного барона с имениями… Титулы мне безразличны.

— Так вы его, значит, больше не любите? — Огюст спросил это, пожалуй, слишком поспешно, но удержаться не мог.

— Да, я его не люблю больше, — так же печально сказала Ирина. — Может быть, и не любила, может быть, придумала эту любовь, но скорее всего, нет. Любовь-то была, да не моя, не по мне, что ли… Бедный Джанкарло! Лучше бы он не знал меня никогда! Прощаясь, он так смотрел, что у меня сердце готово было разорваться. У него такие глаза, в них столько боли!

— Довольно! — воскликнул, не выдержав, Монферран. — Прошу вас, довольно! Я не хочу больше этого слышать!

— Чего, мсье? — удивленно спросила она.

— Я не хочу слышать об этом человеке! Какие у него глаза, я видел, но они мне безразличны!

С этими словами Огюст вскочил со своего места, залпом допил вино и, обойдя столик, остановился прямо против хозяйки. Его лицо пылало.

— Что с вами? — казалось, Ирина и впрямь не поняла, чем вызван его порыв. — Я… Что я такого сказала?

— Вы сказали, что любили его, а я не хочу этого слышать!

— Но почему?

— Потому, что вы, Ирен, свели меня с ума! Потому, что я не хочу и не могу представить вас в объятиях другого! Потому, что мне хочется сейчас делать то, что делают эти две наглые розы!

Говоря так, он стремительно опустился на колени возле ее софы, склонился к ее груди и, отодвинув ароматные бутоны, прижался губами к шелковистой коже, к маленькой впадинке, полускрытой вырезом платья.

В первое мгновение Ирина будто окаменела, позволив ему надолго приникнуть к ней, потом вдруг тихо вскрикнула и, обвив его голову руками, окунула лицо в его волосы, покрывая их поцелуями.

Он вскинул на нее глаза и спросил чуть слышно:

— Ирен, ведь это правда? Вы не были его любовницей? Нет?

— Нет, Огюст, клянусь вам. Я была замужем ровно две недели, потом мой муж умер — вы это знаете. И с тех пор никто и никогда не был моим любовником… Никто и никогда. И я люблю вас, Огюст!

В эту минуту Монферрану показалось, что он безумно счастлив…

XVI

На другой день, вернувшись вечером из Комиссии построения, он сообщил своим домашним, что его высочайшим повелением отсылают в Москву.

— Для чего это? — удивилась Элиза.

Он развел руками:

— Я и сам бы хотел знать толком, какого черта меня туда тянут. Что-то там случилось с фундаментом Ивана Великого, трещины какие-то… Собирают комиссию, да как спешно! Я утром прямо и еду, на почтовых, чтоб за три дня добраться… И там буду дня три. Не понимаю, какой осел убедил государя, что именно я там надобен?

— Август Августович, я с вами поеду, — сказал Алексей, который во время этого разговора сидел в стороне, возле камина, но разговор слушал очень внимательно.

Впервые в жизни он не просил, даже не настаивал, он твердо изъявил свое намерение. Огюст взглянул на него и испугался выражения его лица: он слишком хорошо знал эту сверхъестественную Алешину интуицию.