Собор

Лысоватый господин изумленно раскрыл рот, растерявшись и не зная, что сказать в такой ситуации. Но госпожа Суворова нисколько не смутилась, а, казалось, даже обрадовалась возможности отразить неожиданный выпад.

— В самом деле, сударь! — ее голос стал еще резче и звонче. — Стало быть, у вас хороший слух, но плохое зрение. Мои слова вы сейчас услыхали сквозь шум толпы, а меня не разглядели в пустой ложе, да еще через лорнет.

— Я вижу неплохо, сударыня, но куда хуже вашего, — вздохнул Монферран. — Вы ведь и без лорнета разглядели мои веснушки. Но на пасторального пастушка я не похож, хотя, быть может, у вас иные представления о них. Я слышал, вы много путешествуете, а нравы за границей не такие, как здесь… Но ведь пасторали вы, вероятно, знаете только оперные.

На один лишь миг Ирина Николаевна побледнела, и тут же ее щеки загорелись еще ярче. Она улыбнулась, и ее улыбка показалась Огюсту ядовитой.

— В самом деле, в Петербурге я давно не бывала! — воскликнула она. — Я по-прежнему думала, что сплетни ползают из ложи в ложу. Теперь, как видно, партер сделался их родником. Или, быть может, коль скоро я так заинтересовала вас, сударь, вы успели расспросить обо мне моего кучера?

Теперь побледнел Монферран. Бешенство сдавило ему горло, он почувствовал, что его охватывает дрожь, и сделал резкое движение, будто собираясь подступить вплотную к госпоже Суворовой.

Она расхохоталась.

— Вы что, собираетесь вызвать меня на дуэль, мсье? — спросила она по-французски, заставив усмехнуться своего меланхоличного кавалера.

— Даже будь вы мужчиной, мадам, — сказал Огюст, задыхаясь от ярости, — даже и тогда я не вызвал бы вас… Я слишком хорошо стреляю, чтоб вызывать кого-то, кого бы то ни было!

— Скромное признание! — молодая женщина продолжала смеяться. — Во всяком случае, вы великодушны. Не знаю, как вы стреляете, мсье, но целитесь вы метко!

И она кинула взгляд на его лорнет, все еще висящий поверх кармана.

Монферран почувствовал, что, кажется, впервые в жизни не знает, как ответить на чужой выпад. Он растерялся, поняв, что недооценил противника.

И в этот момент возле них, почти между ними, возникла представительная фигура князя Кочубея. Милейший князь, улыбаясь, схватил и пожал руку архитектора, как жмут ее старым приятелям, и в то же время обратился к Ирине Николаевне:

— Ирен, друг мой, вот вы где… уже не одна, как я вижу. А я ищу вас наверху. Опера восхитительна… Вижу, вы уже успели познакомиться с нашим строителем?

— С кем? — не поняла дама.

— Ах, еще нет? — князь Василий сиял. — Так смею же вам представить: мсье Огюст де Монферран, о котором я вам столько уже говаривал.

Эти слова произвели на Ирину Николаевну потрясающее впечатление. Она вся вспыхнула, потом вдруг сразу сильно побледнела и впервые в смятении опустила глаза.

— Вы — Монферран? — спросила она совершенно потерянным голосом.

— К вашим услугам, — сказал архитектор и поклонился.

Она подняла на него взгляд, в котором теперь были смущение и робость, если только взгляд тигра когда-нибудь бывает робок.

— Боже мой, как глупо я себя повела! — воскликнула она, не смущаясь присутствием Кочубея и своего кавалера. — Как нелепо все вышло. Простите меня, мсье! Я беру назад все мои слова.

Монферран был ошеломлен.

— Отчего же? — спросил он растерянно. — Разве мое имя делает мою особу значительнее? Или у меня на лице стало меньше веснушек?

— Нет, — твердо проговорила госпожа Суворова. — Но пятна есть и на солнце, однако тот, кто станет над этим смеяться, всегда будет выглядеть дураком! Прощайте! Василий Петрович, до свидания!

И, кивнув обоим, она сделала повелительный знак лысоватому господину. Тот облегченно перевел дух и кинулся вслед за нею к двери вестибюля. Она же вышла не оборачиваясь, твердой походкой.

Полчаса спустя, сидя в своей карете, Огюст поведал весь этот разговор жене.

— Никогда я так не злился в последнее время! — говорил он. — Надо же! И еще извиняться вздумала, наговорив мне такого… Может быть, это тоже была издевка?

— Я думаю, нет, — сказала Элиза.

— Все равно я не успокоюсь, пока князь Кочубей меня с нею не познакомит ближе. Он мне уж обещал. Я должен еще кое-что ей сказать, чтоб отучить ее так разговаривать с незнакомыми людьми!

Элиза покачала головой:

— Поторопи князя. Как бы не забыл. А ты будешь на него в обиде, раз уж она тебе так нравится…

— Нравится?! — взвился Огюст. — Черт возьми, неужели ты думаешь, что мне она может нравиться? Разве она женщина? Дикая кошка, тигрица, пантера!

— Тигры и пантеры прекрасны, — поддразнила мужа Элиза. Но при этом ее лицо, обращенное к окну кареты, делалось почему-то все задумчивее и печальнее.

XIV

Солнце, пронизав ажурные ветви берез острыми иглами лучей, выткало золотую вязь на прозрачно-синем шелке неба. Белые стволы, темные ветви лишь слегка намечали канву в этом чародейском узоре, казалось, он существует сам собой и с землей ничем не связан… Ветра не было, золотое кружево висело легко и недвижимо, оно будто освещало лес, казалось, что это от него рассыпаются по густо-зеленой траве рыжие пятна.