Джон Хики протер глаза, зевнул и, посмотрев на экран телевизора, направился к органу. Звук телевизора был приглушен, диктор едва слышимым голосом комментировал начало нового дня и строил предположения о том, что может принести восход солнца. Хики было интересно знать, сколько же людей до сих пор смотрят передачу. И он нарисовал в своем воображении картину всенощного бдения тысяч людей у экранов телевизоров (хотя кое-кто, наверное, отправился спать, решив, что лучше посмотреть утром повтор). Хики перевел взгляд на Пэда Фитцджеральда. Его шея была обложена льдом, изо рта торчала трубка, из которой доносились свистящие звуки. Как-то даже неприятно, решил Хики.
Флинн снова начал играть на колоколах, на сей раз это была песня американских ирландцев «Что случилось в Глосса-Морра?»
Хики опять посмотрел на экран телевизора. Толпы людей на улицах одобрили выбор мелодии. Взявшись за руки и подняв их вверх, они раскачивались в такт песни, и по их раскрасневшимся лицам текли пьяные слезы. Но Хики знал, что в конце концов магия этих мелодичных звуков пройдет и страх за жизнь заложников и собор снова вступит в свои права. В эту ночь много раз раздавались переливы колоколов и величественное звучание органа, и даже сам Хики был очарован восхитительной игрой. Он посмотрел на пустующий трифорий, где раньше находился Фрэнк Галлахер, затем повернулся и крикнул в сторону алтарной лестницы:
– Фрэнк!
С лестничного пролета послышался голос Галлахера:
– У меня все спокойно!
Хики перевел взгляд наверх, где сидели Салливан и Абби Боланд, – они помахали ему руками в ответ. Из трифория над головой Хики отозвался Имон Фаррелл:
– Все спокойно!
Хики поднял трубку полевого телефона. Артур Налти быстро перекатился по полу и схватил трубку.
– Слушаю.
– Обрисуй обстановку.
Налти откашлялся:
– Может, хватит трезвонить в эти чертовы колокола? Я ничего не слышу, у меня в ушах все время лишь гул да звон.
– Крепись, парень, – усмехнулся Хики и набрал следующий номер. – Колокольня?
Маллинс задумчиво смотрел через разбитое окно на улицу. Телефон прозвонил несколько раз, прежде чем он расслышал и быстро схватил трубку.
– Колокольная звонница слушает.
В трубке послышался ехидный голос Хики:
– Дрыхнешь, поди, на посту?
Маллинс подсунул трубку телефона под один из наушников и раздраженно ответил:
– Дрыхну? Да кто же, черт побери, может спать под такой грохот? – Он замолк, подумал, а потом добавил: – Ну разве псих какой?
– Как там дела на улицах? – спросил Хики. Маллинс распутал телефонный провод и обошел по периметру башни.
– Кто-то уходит, кто-то приходит. Но народу все прибывает. В прилегающих парках расположились солдаты. Проклятые репортеры облепили крыши и пьют всю ночь напролет. Только душу мне растравливают.
– Ну, для этого ты потом выкроишь время. А завтра в этот час где ты думаешь быть?
– В Мехико… Улечу-ка я в Мехико… – Маллинс попытался рассмеяться. – Правда, далековато от Типперери.
– Зато там тепло… Будь начеку. – Хики нажал на рычаг и набрал следующий номер. – Южная башня?
Ответил Рори Дивайн:
– Все без изменений.
– Следи за прожекторами.
– Да знаю я.
– Снайперы до сих пор играют на твоих нервах, парень?
– Уже нет, – рассмеялся Дивайн. – Они составляют мне компанию. Мне без них даже скучно станет.
– Куда ты собираешься направиться завтра?
– На юг Франции. Мне говорили, что там уже весна.
– Ну что ж, поезжай. Но помни, через год в этот день встречаемся в пивной Каванахса в прекрасном Дублине.
– Я буду обязательно.
Хики улыбнулся, смутно припоминая каванахскую пивную, фронтальная стена которой упиралась в ограждение Гласневинского кладбища. В стене была лазейка, и могильщики через нее нередко опохмелялись свежим холодным пивком – и от этого, надо заметить, многих покойников захоронили не в те могилы. Хики вспомнил об этом, рассмеялся и сказал:
– Да, Рори, ты там успокоишься.
Он повесил трубку и, все так же улыбаясь, набрал еще один номер.
На церковных хорах трубку поднял Лири.
– Скажи Брайену, пусть он даст колоколам немного передохнуть, – проговорил Хики.
Лири медленно повернулся к Флинну и что-то сказал ему. Хики видел их. Затем Лири вернулся назад к телефону.
– Он сказал, что ему нравится играть.
– Ну и черт с ним! – себе под нос выругался Хики и опять уткнулся в телевизор.
Виды Нью-Йорка сменялись кадрами с изображением в разных ракурсах Белого дома, где из окон Овального кабинета лился неестественно желтый свет. Репортеры сообщали всему свету, что президент совещается там со своими ближайшими помощниками. После этого репортаж переместился к резиденции премьер-министра Великобритании на Даунинг-стрит, 10. В Лондоне было 5 часов утра. Журналистка со слезящимися глазами уверяла с экрана американцев, что премьер-министр так и не ложился спать. Кадр сменился – на экране предстал величественный дворец в Ватикане. Хики придвинулся поближе и внимательно прислушивался к сообщению репортера, который выдвигал собственные предположения о том, что сейчас обсуждают за закрытыми дверями католические иерархи.
Хики откинулся назад и тихо пробормотал: