Соблазнитель душ

Эльях покачал головой.

— В этом нет необходимости. У тебя есть возможность сохранить общину.

— Какая же?

— Если не можешь победить противника, присоединись к нему, — ответил негр. — Но для этого тебе придется полностью сменить свой образ. Подстричься, сбрить бороду, вернуться на дорогу цивилизации. По ней ты сможешь идти с гордо поднятой головой и проповедовать слово Божье. Точно так же, как делают это радио- и телепроповедники. Ты обставишь их в два счета, если вокруг встанут десять молоденьких девушек в полупрозрачных белых платьях, а ты будешь обличать грех.

— Все не так просто. И потребуется много денег.

— Барбара, то есть Беверли одолжит их тебе. У нее их мешок, а сидя в твоем доме ей ими не воспользоваться.

— Ничего из этого не выйдет.

Али Эльях рассмеялся.

— Почему? Ты все равно будешь нести людям слово Божье. А разве не этого тебе хочется?

Пастырь промолчал.

— Ты это сделаешь, Пастырь, и я твой первый новообращенный. Я беру себе прежние имя и фамилию, становлюсь Джо Вашингтоном и забываю о Черных мусульманах. Приятная это штука, родиться — вновь.

— Ты серьезно? — спросил Пастырь.

— Абсолютно серьезно, — ответил негр. — Я уверен, Бог не хочет, чтобы эти мелкие неприятности остановили тебя. Он дал тебе этих юных кошечек именно для того, чтобы ты нес Евангелие людям.

ГЛАВА 4

Ровно в четыре часа черный «мерседес» подкатил к тенту. Телохранитель выскочил из машины, открыл заднюю дверцу. Джейк Рэндл отмахнулся от протянутой руки телохранителя и вылез из машины без посторонней помощи. Медленным шагом, опираясь на черную трость с золотым набалдашником, он двинулся к входу в импровизированную церковь.

Джо взмахнул рукой, и две девушки в длинных белых платьях поспешили к старику, чтобы проводить его к скамье в первом ряду. Среди собравшихся зашелестело: «Джейк Рэндл, Джейк Рэндл». Многие из них впервые видели человека, чьей фамилией назывался город, в котором они жили.

Все молча наблюдали, как старик идет по проходу. Теперь они поняли, почему пустовала скамья в первом ряду. Как это ни странно, подобная привилегия не вызвала негодования. Никто не оспаривал право старика сидеть там, где ему хочется. Он подошел к середине скамьи, сел. Девушки дали ему буклет, но не заикнулись о долларе. Старик положил буклет рядом, даже не раскрыв его. Телохранитель примостился на краешке скамьи.

Рэндл не спеша снял шляпу, положил на скамью. Волосы его поседели, но оставались такими же густыми, как и много лет тому назад. Он поднял глаза на платформу.

Прямо на него смотрела громадная фотография Пастыря, слова «Христос ждет тебя» сверкали в ярком свете юпитеров. С пустой платформы взгляд Рэндла переместился на большие деревянные бочки с позолоченными кранами, стоящие на подставках, по пять с каждой стороны платформы. Затем затрубили трубы, ударили барабаны, на занавесе появилось световое пятно.

Занавес отошел в сторону, оставив в луче прожектора Пастыря в черной сутане с белым воротником, надетой поверх костюма, с аккуратной прической над бледным, дышащим спокойствием лицом. В руках его была Библия с золотым обрезом в кожаном переплете. Под барабанный бой Пастырь двинулся к стоящей на платформе кафедре. Барабаны замолчали, как только он положил на нее Библию. Пастырь оглядел собравшихся. А затем послышался низкий, зычный голос.

— Во имя Господа нашего Иисуса Христа добро пожаловать в Дом Господний церкви триумфа христианской Америки. Пастор — преподобный Константин Эндрю Толбот.

В шелесте одежды и покашливании, собравшиеся опустились на скамьи в ожидании проповеди. Прежде чем заговорить, Пастырь вновь оглядел зал.

— Мы все грешники!

Первая же фраза мгновенно приковала к нему внимание аудитории. Не только словами, но и выговором, чуть в нос, свойственным юго-западным штатам. Тем самым Пастырь давал понять слушателям, что он уроженец этих мест.

— Вы смотрите на меня и удивляетесь: «Как я могу быть грешником? Разве я не был на церковной службе сегодня утром? Разве я не слушал моего многоуважаемого священника, проповедовавшего слово Божье?»

Разумеется, вы были на службе. Но выслушивать проповеди по воскресеньям недостаточно. Загляните поглубже в свою душу. Подумайте о днях минувших и днях грядущих. Можете ли вы сказать, что вам не грозит гнев Божий, когда Он сойдет с небес, чтобы покарать нечестивость и несправедливость?

Можете вы сказать, что не отвратили от себя Бога и Он не ввергнул вас в низменность страстей, которые бушуют в вашем сердце, в грязь, пятнающую наши тела прелюбодеянием, злобой, обманом, завистью, убийством и другими порождениями зла — скотоложеством, лесбиянством, гомосексуализмом.

Можете ли вы сказать, что вас не упрекнешь в несдержанности, что вы не ищете удовольствий в жизни, не стремитесь получить прибыль или собственность, не принадлежащие вам по праву? Или хотя бы не думаете об этом?

Он выдержал паузу, обежав взглядом зал.

— Я говорю вам, если есть среди вас хоть один человек, который выйдет сейчас ко мне и скажет, что нет за ним ни одного из этих грехов, я скажу вам, что все вы спасены.