Борнштайн приходит к выводу, что, поскольку в прошлом веке относительной устойчивости моральных принципов и стабильности общественно-экономических структур мир характеризовало единство и эмоциональная синтонность, то как раз в середине двадцатого века «накопилось столько противоречий, столько беспокойства и тревоги, столько ненависти, что отстранение человека от внешнего мира и поиски компенсации в себе самом стало явлением более повсеместным, чем раньше, когда – говоря языком Юнга – экстраверсия преобладала над интраверсией – над самокопанием, над аутизмом. А как раз аутизм и является основным симптомом шизофрении. И Борнштайн пишет дальше: „Шизоидия – тенденция раздвоения, ведущая к углублению противоречий между сознанием и бессознательными элементами человеческой души, начала постепенно нас подавлять, начала постепенно овладевать мыслями и чувствами людей, еще недавно согласованными, составляющими единое целое, синтонными с жизнью. И эта все усиливающаяся перемена отразилась на всей человеческой жизни, как нормальной, так и патологической. Шизоидией заметно пропиталась литература и искусство, которые в прошлом веке носили черты явно синтонические. В результате шизоидия неизбежно наложила отпечаток на больную психику и начался шизофренизационный процесс, который, зародившись в теории через психологию и философию, в известной степени проник в жизнь и повлиял на трансформацию человеческой психики вообще и на ее патологические проявления в частности“.
Со времени первого издания книги Борнштайна прошло сорок лет, со второго – дополненного, которым я пользуюсь, – тридцать. За это время медицина далеко шагнула вперед, многие тезисы в его книге принимаются не без оговорок, особенно если речь идет о конкретной диагностике, так же как о несколько некритическом отношении к экзистенциалистической психиатрии, с которой полемизировал профессор Кемпинский. Но среди других упомянутый выше тезис не только не потерял своей ценности, но продолжает оставаться актуальным, особенно по отношению к основным современным тенденциям в литературе и в искусстве.
Борнштайн считал, что на возникновение этой своеобразной «ауры эпохи» основное влияние прежде всего оказывают психология и философия. Таким образом, виноват Бергсон со своей главной идеей докторской диссертации «О непосредственных данных сознания» и, естественно, Фрейд, они оба потрясли доктрины материалистического монизма и теорию психофизического параллелизма. Рассматривая их наследие, следует подумать над тем, не был ли именно экзистенциализм квинтэссенцией шизофренизации и не послужил ли он дальнейшей шизофренизации наших взглядов на мир.
Факт существования своеобразной «мыслительной ауры» каждой эпохи не подлежит никакому сомнению, марксизм высказывается на эту тему совершенно однозначно. На базе развития средств производства и общественных отношений рождаются все новые и новые политические и философские доктрины, а они, в свою очередь, влияют на культуру и искусство; эта надстройка начинает воздействовать и на базу.
Богуславский[81] написал замечательную пьесу «Модные спазмы», в которой ее герои, мужчины и женщины, согласно обязательной тогда моде, болели разными «капризами» и постоянно падали в обморок, крича «Нюхательной соли, соли!».
Так вот, история литературы, это также история «модных спазм», таких разных в различные эпохи. Современные герои не падают в обморок, не болеют «капризами», не требуют нюхательной соли, а носят на ремнях надпись «I am unhappy», что значит «я несчастлив», они ужасно одиноки. История литературы является также историей выраженных в литературе разного рода неврозов, психозов и психических болезней, которые рождались вместе с определенными эпохами и исчезали вместе с ними, как те большие истерии Шарко. Они и в самом деле исчезали, а может, оказывались просто менее заметными, становясь немодными?
Абсурдной кажется мысль, что такие явления, как психическая болезнь или невроз, могли бы зависеть от «мыслительной ауры» эпохи. И все же многие серьезные врачи склонны считать, что именно так и происходит. Это значит, что подобного рода болезни не исчезают совершенно, но перестают иметь широко распространенный характер. Просто человеческие гены, особенно у людей впечатлительных, могут развиваться в разных направлениях, они могут быть восприимчивы к определенному психическому явлению, окружающему данного человека. В какой-то степени подобный симптом обнаружил доцент Янковский в своей «Гуманистической психиатрии», однако он сделал довольно забавные выводы: что именно психиатры создают психические болезни. Конечно, это не так, но мы, вероятно, будем близки к истине, если станем утверждать, что своеобразная «мыслительная аура» эпохи воздействует на повсеместное возникновение тех или иных болей либо психических аномалий.
Впрочем, давайте рассмотрим шире явление «модных спазм» в отдельных эпохах.