А он долго не приезжал и не писал. Уршула, как обычно, каждое воскресенье прибывала из интерната и привозила с собой множество вопросов, которые якобы услышала от других. «Подружки просили меня, чтобы я тебя спросила, следует ли жить с парнем до свадьбы, пробовать со многими, а выйти за того, с которым это получается лучше всего, или ждать, пока не выйдешь замуж?» Раньше я наверняка объяснял бы ей долго и исчерпывающе, указывая на различные аспекты явлений, их многозначность, относительность и диалектику. А теперь я взрывался от злости. «Не знаю, – кричал я Уршуле. – Ничего не знаю! Или то, что знаю, касается одного меня. Вы привыкли, что все можно получить по рецепту, в растворяющихся таблетках, приятных на вкус, как новый полопирин. Достаточно пойти за советом к хорошему специалисту, а он этот совет запакует в легко перевариваемую порцию предписаний. Мы сметаем пыль с дороги, по которой вам придется идти, убираем даже самые маленькие камушки, чтобы кто-нибудь из вас не споткнулся. Но по одному вопросу мы не сможем вам ничего посоветовать и дать однозначный ответ, – махал я пальцем перед ее носом. – Мы не можем вас защитить от любви, которая похожа на джунгли, полные диких и кровожадных зверей. Каждый сам должен пройти через эти джунгли, проглотив свою порцию болотной воды и грязи, пыли и крови. Ложись в постель с каждым, кто тебе понравится, и увидишь, как тебе тяжело придется. Жди со своей невинностью избранника, единственного и любимого, но и это тебя не спасет от проблем. Нет универсальных таблеток с апельсиновым вкусом. Все является правдой и одновременно ложью. Каждая тропинка через эти джунгли ведет к цели, и она же может завести в никуда. Тебе самой придется прожить свою жизнь, хватит клянчить и использовать своих родителей».
«О, Господи, что с тобой происходит, Генрик? – спрашивала моя жена. – Может, тебе стоит посоветоваться с врачом?»
«К психологу? К психиатру? В бордель? – кричал я. – Или повеситься, выпрыгнуть в окно, врезаться в дерево на одной из моих машин? Medice, cura te ipsum[39]».
И я шел в ангар, чтобы подготовить к спуску на воду свою яхту, поскольку уже была весна. Я чистил корпус наждачной бумагой, клубы мельчайшей пыли раздражали мою слизистую оболочку, запах лака вызывал головную боль. А сын написал два раза несколько ничего не значащих фраз и, как обычно, просил денег.
«Говорят, один только медицинский учебник может стоить пятьсот злотых», – объясняла мне жена и высылала ему деньги.
Наконец сын приехал. Я внимательно наблюдал за ним во время обеда. Он был таким же нервным и худым, бледным, с темными кругами под глазами. «Почему он ничего не унаследовал от матери, которая во многом человек пикнического типа?[40] Пикникам легче жить», – думал я, критически разглядывая его.
Вечером я ждал сына в кабинете, вышагивая из угла в угол и покуривая сигареты. Наконец, когда нервное напряжение, как мне казалось, достигло предела, я пошел его искать. Он лежал на диване в своей комнате на втором этаже и читал книгу при свете настольной лампы.
– Читаешь? – спросил я наивно.
– Да, – пробормотал он, не отрывая глаз от книги.
– А что читаешь?
– Тебе будет неинтересно. Эндокринология. Самый новый учебник.
Я уже закрывал дверь, когда он, наконец, оторвался от книги и сказал:
– Я получил премию ректора. Две тысячи злотых.
– Прекрасно, – ответил я.
– Ага, – вспомнил он, – мне надо подготовить реферат о ятрогенном[41] действии. Найди мне, если у тебя есть время, какие-нибудь примеры из художественной литературы. Знаешь, о чем речь? К примеру, человек должен идти на операцию, а тут приходит его приятель и рассказывает, что кто-то там умер под ножом с такой же точно болезнью. Или приходит священник и говорит: «Исповедуйся, сын мой, ведь никогда ничего неизвестно». Только чтобы это не были слащавые и сентиментальные истории, не хочу, чтобы ассистенты надо мной издевались. Дело в том, что писатели – их постоянная тема для шуток. Последнее время они насмехались над одним «корифеем», который в своем романе советовал ссорящейся супружеской паре завести ребенка, якобы это сцементирует их семью.
– А не сцементирует? – спросил я.
– Конечно, нет. Профессор говорит, что это еще больше усилит разлад. Конфликты переносятся на ребенка. Возможно, формально иногда такие супруги не разводятся, но ребенок вырастает в аду взаимных претензий родителей и потом часто нуждается в лечении. Лучше, чтобы они разошлись, а не рожали ребенка.
– Может, он и прав, – согласился я и пошел к себе.
На следующее утро я предложил ему поплавать на яхте, которую я уже спустил на воду.
Запах воды, красота озера, ветер, тормошащий волосы, ощущение шероховатости шкота в руке делают меня более откровенным и смелым. Я спросил:
– А что с той историей?
– С какой историей?
– Ну, то, что ты тогда говорил. О себе и той девушке в лесу…