Поначалу он был уверен, что сможет держать себя в руках. Пытался относиться к сексу как к обычному удовлетворению физиологических потребностей. В какой-то момент он ожидал, что Анника будет возражать, ведь для нее это было бы уже слишком. Был уверен, что в одну из ночей она сломается и потребует чего-то большего. Но именно он сломался прошлой ночью. Он наткнулся на Аннику на кухне, от джакузи на ее лице появился румянец, а закутана она была в легкий халатик, который взбудоражил его фантазию. Они занимались любовью всю ночь. Утром он понял, что не хочет уходить от нее и оставлять в постели в одиночестве. Да и вообще ему хотелось всегда быть рядом с Анникой.
Именно тогда осознал масштабы допущенной им ошибки. Оставалось лишь одно решение, и он принялся его исполнять. Весь день он посвятил работе, общался с советом директоров «Шулер корпорейшн» и решал серьезные вопросы. И всё же все его мысли возвращались к Аннике. Которая все это время просто ждала его.
— Я люблю тебя, Раньери, — повторила девушка, и ее голос стал жестче, когда она подошла еще ближе. Ее зеленые глаза горели огнем.
И она не остановилась, продолжая двигаться к нему, пока не уткнулась в его торс и не коснулась его ладонями.
Раньери потянулся к ее рукам, чтобы ее прикосновения не влияли на его суждения, но вместо этого просто поймал себя на мысли, что держит ее за запястья и не отпускает. Он хотел прервать этот контакт, но все вышло из-под контроля, и логично, что Анника не распознала его изначального намерения.
— Мне кажется, я влюбилась в тебя с самой нашей первой встречи, — сказала она ему. — И это не случайность, что ты оказался моим первым и единственным мужчиной, с которым я была. Ты единственный, Раньери. Единственный мужчина, о котором я думала всю свою жизнь, и разве я могу быть с кем-то другим?
И сейчас она поняла, что их отношения ни к чему хорошему не приведут, и чувство удовлетворения разливалось по его телу. Ему было приятно осознавать, что Анника воспринимает его в таком ключе. Но, без всяких сомнений, он был именно таким, каким считал себя всю жизнь. Типичный Фурлан. Высокого мнения о себе и недостойный чьей-либо любви и уважения. Именно страх и благоговение ощущали его подчиненные. А больше Раньери ничего и не нужно.
— Ты заслуживаешь большего.
— Ты же заслуживаешь, чтобы тебя любили без всяких на то последствий, — сказала она напряженным голосом, ее зеленые глаза были, как никогда, серьезны. — Послушай меня, Раньери. Мне нет смысла тебе лгать.
Он почувствовал, как что-то шевельнулось у него внутри. Словно Раньери разлетался на куски, поскольку понимал, что что-то не так. Она не сводила с него своего взгляда и касалась его рук своими. Она держала его, и лишь благодаря этому он сдерживался, чтобы не разбиться вдребезги, и оставался единым целым.
— Ты навещал моего отца в больнице каждый день, — продолжила Анника низким голосом. — Он был в коме, и от посещений не было никакой пользы. Подозреваю, ты просто любил его, потому что ты приходил к нему и садился с ним рядом. Каждый день, Раньери. И так на протяжении пяти лет.
Да, так оно и было. И ему приходилось объяснять тысячу раз. Раньери не раз утверждал, что причиной служило уважение и правильное поведение. Он никогда не назвал бы это любовью, ведь подобного опыта у него не было.
Но сейчас, оглядываясь назад, он понимал, что именно любовь сподвигла его приходить к Беннету каждый день. Потому что теперь он знал, что такое любовь. Анника показала ему.
— Ты мог бы просто рассмеяться, когда услышал завещание моего отца, — сказала она. — Да, и я могла бы. Я очень люблю «Шулер Хаус», но были и другие способы, как я могла бы сохранить его. Но вместо этого мы сыграли свадьбу.
— Страсть угасает, Анника, — сказал он уже настойчиво, — и что же остается тогда?
Но она только покачала головой:
— Страсть угасает не потому, что она временна, а потому, что должно быть что-то еще помимо нее, что связывает двоих людей. Конечно, со временем она исчезнет. Но что, если страсть поддерживается другими вещами? Любовью? Уважением? Искренней привязанностью? С чего бы ей увядать?
Он двинулся неосознанно и с нежностью коснулся ее лица.
— Потому что ты эксперт в этих вещах.
Ее взгляд стал не настолько серьезным, но девушка все же одарила Раньери улыбкой.
— Я эксперт по тебе, Раньери. Я изучала тебя годами. Влюбиться в тебя — не самый быстрый процесс, который занял большую часть моей жизни, а затем вихрем закрутил меня на протяжении этих месяцев. Но это было просто неизбежно.
— Анника, любовь моя, — начал он, — я не могу смириться с мыслью, что однажды, даже не желая этого, мы с тобой станем копией моих родителей.
— Этого никогда не случится, — заверила она его, снова вспыхнув свирепостью, которую он так любил в ней. — Ты не ждешь, что на фоне других станешь более значимым, да и я не женщина, которая везде и всюду ищет виноватых. — Ее лицо озарила улыбка. — И я понимаю, что, если ничего не получится, я всегда могу прибегнуть к тактике под кодовым названием «Единорог» и добиться желаемого.