Рауль смотрел на нее с нежностью, волосы, словно черный шелк, ниспадали до плеч. Он был так красив, что у нее защемило сердце.
— А вы любили свою мать? — спросила она.
— Она любила меня, — просто ответил он.
— Моя мама тоже меня любит. Я не хотела, чтобы у тебя сложилось впечатление, будто она меня не любит. Но я была ребенком неблагодарным. Хотела получить больше, чем мне положено по праву. Поэтому ей приходилось разрываться между мной и отчимом.
— Тебе приходилось быть сильной.
— Всего настолько, насколько это было необходимо, — поправила его Виктория.
Наконец он сделал свой ход. Этого хода она ожидала весь вечер. Он медленно улегся на софу рядом с ней, так что она оказалась между спинкой софы и его телом. Она затаила дыхание, но дальнейших ходов не последовало, если не считать того, что он заключил ее в свои объятия… Расслабившись, Виктория прижалась к нему и положила голову ему на грудь. Он держал ее в объятиях до тех пор, пока она не уснула.
Рауль вернулся в замок во второй половине дня. Едва он вошел в дверь, как Томпсон поспешил к нему навстречу:
— Устали, сэр?
— Длинный был день, — сказал Рауль и потер шею. — Но он принес хорошую прибыль и был во многом успешным.
— Вьенто выиграл скачку?
Рауль кивнул с удовлетворенным видом:
— Когда у нас две лошади за две недели вошли в число победителей, Морикадия привлекла внимание всех коннозаводчиков мира. А совершив две продажи на общую сумму более шестнадцати тысяч английских фунтов, я привлек особое внимание Жан-Пьера.
— Значит, все идет действительно так, как надо, сэр? — спросил Томпсон.
Рауль, не ответив, задумался. Вчера вечером за ужином он был свидетелем сцены, разыгравшейся между Просперо и Викторией. Тогда Просперо дерзко разговаривал с Викторией, после чего она сбежала из-за стола. Ему вспомнилось ее признание в том, что она не была близка с матерью. Еще неделю назад она бы ни за что не рассказала ему о таких глубоко личных подробностях своей жизни. Но теперь они, видимо, стали близки. Она ему доверяет.
Рауль нахмурился.
Он намеревался соблазнить Викторию, а не завязывать с ней романтические отношения, не влюбляться… Ему предстояло обеспечить победу революции. На любовь у него не было времени.
— Сэр… — окликнул его Томпсон, озадаченный затянувшимся молчанием Рауля.
— Пока я продолжаю появляться в игорных домах и водолечебных заведениях, мне удается отвлекать на себя внимание Жан-Пьера, — сказал Рауль, положив руку на плечо Томпсона. — Тогда он не замечает ни шпионов, которых я разместил в отелях и во дворце, ни звуков выстрелов в самых отдаленных частях леса.
— Надеюсь, вы правы, сэр.
— Осталось уже недолго, Томпсон. Мы уже почти готовы, — сказал Рауль, поднимаясь по лестнице.
— Сэр! — воскликнул Томпсон. Беспокойство в его голосе заставило Рауля остановиться. — Мисс Кардифф просила меня не говорить вам о классе, который вы дали ей для обучения, но прошла уже неделя, а положение так и не изменилось в лучшую сторону.
— У нее проблемы? — Раулю с трудом в это верилось.
— С вашего позволения, я сдержу свое обещание и не скажу вам. Лучше я покажу это вам, — сказал Томпсон и жестом пригласил Рауля следовать за ним.
Они подошли к входу в главный холл и остановились за стеной, откуда были слышны голоса — множество голосов, разговаривающих по-морикадийски. Потом послышался голос Виктории:
— Я пока еще не понимаю всего, что вы говорите на своем языке, но я подозреваю, что вы это знаете.
Ей ответил Просперо:
— Вы должны поскорее научиться. Мы же все знаем английский язык. Нам пришлось выучить его, чтобы обслуживать туристов, которые приезжают сюда и считают нас невежественными людьми.
— Мне жаль, что английские туристы считают вас невежественными людьми. Это глупо с их стороны. Но это не устраняет необходимость научиться правилам поведения, которые удовлетворяли бы людей любой национальности, — сказала в ответ Виктория.
Просперо расхохотался:
— У нас свои правила поведения. Они нас вполне устраивают.
Выглянув из-за угла, Рауль окинул взглядом главный холл. То, как сидели, стояли, разговаривали и смеялись его люди, было похоже на сборище стаи волков, наметивших жертву для убийства. И этой жертвой была Виктория. Она тоже это знала, но стояла перед ними, расправив плечи, не отступая и не сдаваясь, а упорно продолжая выполнять задачу, которую он перед ней поставил.
— Она вообще ничему не смогла их научить? — спросил Рауль, повернувшись к Томпсону.
— Сначала все ополчились против нее.
— Потому что она нагрубила Просперо?
— Никто не любит изменений. А поскольку изменениям все равно предстоит произойти, проще всего обвинить во всем мисс Кардифф.
— А как насчет женщин? Почему они ее не поддержали? Почему ее не поддержала Хейда?
Томпсон замялся.
— Потому что у нее здесь нет власти. По правде говоря… мне кажется, что проблему эту создали прежде всего женщины.
— Женщины?! За что же женщины могли невзлюбить Викторию? Тем более после того, как вчера вечером она выступала в защиту их прав?