Соблазн

– Конечно. – Металлическое бряканье у моего лица, несколько слов я не слышу. – «…Сделай сам». Прошу вас, офицер, мы закончили? Моему сыну нездоровится…

«Коробки», – пронеслось в голове. Я уже знала, что лежу вовсе не в коробке, а на чем-то мягком. Может, я спрятана где-то сзади? И да и нет. Без сомнения, речь шла о великолепной штуке: большая машина, специально сконструированный багажник – с перегородкой, поставленной между мной и коробками. Полицейский, должно быть, видит второе дно. А что касается сканера, так в коробке с «запчастями» легко можно спрятать преобразователь сигнала. Ясное дело, он подготовился к такого рода проверкам.

Прекрасно придумано, ловко, но допущена серьезная ошибка.

Ошибка – это я.

«Моему сыну нездоровится». Я понимала тревогу, которая сквозит в его голосе. «Мальчику не нездоровится, это ты сам попался, ведь так, приятель? Ты заподозрил, что действие твоего анальгетика уже закончилось, и если я очнулась, то могу и зашуметь, не так ли?»

Мне по-прежнему не хватало воздуха, у меня болело все, даже корни волос, а напряжение любой мышцы вызывало тошноту и желание тут же умереть, но я знала, что если поставить цель, то я смогу сделать и кое-что заметное: заставить мешок шевелиться – при помощи рук или ног – или, еще лучше, перевернуться. Пространство, в котором я находилась, явно очень узкое, и если я всего лишь повернусь на бок, то устрою заметный шум.

Полицейский вновь заговорил:

– Ну так отвезите ребенка к врачу, если он плохо себя чувствует…

– Возможно, я так и сделаю, как только вы позволите нам ехать дальше…

Я решила повернуться на левый бок. Даже если мне, со связанными ногами, не удастся выбить второе дно, шум, несомненно, услышат, полицейский обратит на это внимание и меня найдет. Но до окончания проверки остается несколько секунд. Я набрала в легкие воздуху, приготовилась. И начала короткий обратный отсчет.

– Вы закончили, офицер?

«Три… Два…» Внезапно я замерла.

В голову пришла другая мысль.

Я спросила себя, что будет, если его арестуют прямо сейчас. «Суд… Приговор… Десять лет? Пятнадцать?» Сколько времени проведет он в тюрьме, прежде чем сможет получить условно-досрочное освобождение или же наше правосудие, отличающееся столь короткой памятью, окончательно забудет об Аиде Домингес и других жертвах и пожалеет их палача? А может статься, что его вообще не арестуют. Он прирожденный боец и так же хорош в своем деле, как я в своем. Может, ему удастся вскочить в машину и удрать, пока полицейские будут собираться с мыслями. А ведь укройся он в своей берлоге, то даже если его и арестуют – получасом позже, что за это время успеет он сделать с моей сестрой?

Шуметь? Или не шуметь? Гамлетовский вопрос.

– Хорошо, – произнес полицейский. – Можете следовать дальше, спасибо.

– Вам спасибо.

«Значит, будет…»

Оглушительный удар, как будто упала стальная могильная плита, накрыв склеп.

«…нет».

Мне пришло в голову, что багажник он захлопнул с огромным облегчением, не догадываясь о том, что и я его разделяю. Я почти что улыбалась под повязкой. «Вместе навеки – ты и я». Я его теперь не потеряю – раз уж удалось заполучить. Нет, конечно нет. «Я пришла не для того, чтобы отправить тебя в тюрьму, сукин ты сын, – я пришла тебя уничтожить».

Снова качка. Мы едем дальше. Меня тошнит, хочется пить, я почти задыхаюсь, вся пронизана болью и желанием покончить с этой мучительной пыткой, но я знаю, что скоро это закончится, что мы приедем, куда бы там ни должны были приехать. «По дороге он меня не убьет. Вероятно, мы уже близко».

И я спросила себя: подозревает ли Наблюдатель, что вот кто из нас сейчас в опасности, так это он?

23

И это, разумеется, закончилось. Как и все в жизни. Вдруг меня перестало покачивать. Открылась одна дверца. Потом, через несколько секунд, другая.

Но за мной они не торопились, и именно теперь, когда я уже считала себя почти на свободе, мое страдание сделалось нестерпимым. Я чувствовала себя так, словно вынуждена танцевать классический балет в ванне: надо поддерживать в равновесии все болячки. Едва я расслабляла колени – позвоночник начинал стрелять огненными стрелами. Когда мне казалось, что вот-вот потеряю сознание от боли, – давала знать о себе жажда. Чтобы не думать о жажде, я втягивала в себя воздух, которого становилось все меньше, а это вынуждало не двигаться, чтобы не расходовать его напрасно. Но если я долгое время не двигалась, то расслабляла колени – и все начиналось сначала, как в Дантовых кругах ада. Как говорил Женс: «Порой придется притворяться, что вам до чертиков плохо, но вы не беспокойтесь, потому как в большинстве случаев именно так на самом деле и будет».